офф: сами кооперируйтесь, кто с кем или по одному забрели. никакой очереди, никаких правил, полная свобода.
а мне людей не надобно
мне делиться хочется
с белыми медведями
черным одиночеством
       Снова резко открываю глаза, теряюсь в темноте и в панике включаю лампу. Хриплая отдышка, холодный пот стекает по спине. Несмотря на то, что уже не темно, перед глазами стоит все та же картина, которая не только снится, но уже перешла в паранойю и мерещится за каждым углом. Входить в новые комнаты с закрытыми глазами, чтобы вдруг не вообразить эту кровь на паркете. Эти открытые пустые глаза, бледные руки и огромное пятно крови, пропитавшее не только одежду, пол, но и воздух. Приторный, отвратительный запах в носу. С ним я каждый раз просыпаюсь и с ним же засыпаю. Мне кажется, что воспоминания никогда не отпустят. Они даже не становятся прозрачнее. За эту неделю с лишним не изменилось в моей памяти ничего. Я все еще отчетливо представляю и вижу каждую делать этой ужасной картины.
       Мое воображение неустанно рисует саму картину убийства. Я вижу ее испуг, слышу ее крики и предостерегающе ору на попытки сопротивления. Я знаю, что она сопротивлялась, вместо того, чтобы заткнуться, отдать грабителям то, что им нужно и продолжать жить. Вместо этого порезанные руки, глубокое ножевое и мучительная, долгая смерть от потери крови. Не утешает отсутствие изнасилования. Да и что может утешать, когда человек мертв? Ничего уже не послужит утешением и мало-мальски сможет успокоить разум. Я снова прокручиваю, как вхожу, как вижу Ронсона возле нее, потом падаю рядом и из-за отрицания не понимаю, что происходит, не знаю, что делать. Память вкупе с воображением издевались все то время, что я не спала. И это еще на четвертый день стало невыносимым. Две банки снотворного как не бывало. Как, впрочем, и эффекта. Ведь за сном, неважно, сколько он длился, всегда следовал мучительный, болезненный подъем.
       Заставляю себя подняться с кровати и дойти до ванной. Заперлась в своей маленькой спальне, отгораживаясь от всего, что может быть. Ото всех, кто может зайти. Входная дверь наверняка открыта в этой идиотской, неизменной привычке. А если и нет – у некоторых людей есть ключи, которыми они беспрепятственно и варварски могут нарушить мое одиночество. Не хочу даже думать о том, что кто-то может прийти. Не хочу. Телефон заброшен, никаких звонков и сообщений уже неделю, я словно выпала из мира. Пусть так все и считают. Пусть считают меня мертвой физически, хотя это случилось только морально. До суицида я вряд ли когда-нибудь дойду, но не против, если сейчас кто-нибудь пустит пулю мне в лоб. Смотрю на себя в зеркало. Посеревшее от недостатка солнца и свежего воздуха лицо, увесистые мешки под воспаленными от бессонницы глазами и смертельная усталость, безжизненность. Да с меня гребанные портреты можно рисовать. Так и назовите «Убитая горем». Умываюсь прохладной водой, без энтузиазма чищу зубы и вытаскиваю из стаканчика щетку Лидии. Медленно открываю дверь, бреду на кухню, бросаю щетку в переполненную урну, вынести которую нет ни сил, ни желания.
       Она даже ночевала у меня несколько раз, несколько дней подряд, и мы спали в моей крохотной, уютной и тайной спальне, о которой никто даже не подозревал. Она была в моей рабочей комнате, в моей спальне, впущена в самые сокровенные места, по которым обо мне можно судить, что-то понять и что-то рассказать. С удовольствием впущена, я готова была делиться даже этим. Всем.
       Почти пустой холодильник дает мне предпоследнюю литровую бутылку воды. Значит, нужно сдохнуть от обезвоживания или заказать воды. И как бы привлекателен не был первый вариант, я знала, что неизбежно приду ко второму. Можно же просто оставить заявку и сказать, чтобы поставили все у двери. Даже не придется ни с кем пересекаться. Идеальный план. Даже немного поднял настроение.
       Не знаю, сколько сейчас времени, да и в числе не уверена. Все слилось в монотонное, серое и отвратительно-пресное течение времени в никуда. Я знаю, что скоро перерыв в работе кончится, нужно будет писать сценарии для эпизодов. Но пока есть время сидеть в раковине, и я это делаю. И думать не хочу о том, что придется из нее выбираться. Вот и не думаю, погруженная в съедающие заживо мысли.
       Заваливаюсь на старый уебищный диван в «кабинете». Телефон оказывается подо мной, вытаскиваю его. Не смотрю на пропущенные, не читаю сообщения, игнорирую оповещения. И все-таки прихожу к этой мысли.
       Надо сказать, я с самого начала, с того рокового дня знала, что не справлюсь. Что не смогу долго держаться на алкоголе, травке и сне. Что со временем будет только хуже. Что рано или поздно мне понадобится наркотик. И как бы я не противилась, вот он девятый день, и я хочу штырнуться. Нет, даже не закинуться, кислота сейчас не поможет, все усугубит и я все-таки прыгну с гребанного тридцать восьмого, подумав, что внизу меня ждет Лидия.
       «Привези мне кокаин» - количество и адрес он знает. Он привезет и, быть может, я получу хоть небольшую разрядку и смогу поспать. «Отправить». Совсем не замечаю, что в адресной строке вместо «Тоби» был написан «Тоник». Хах, это сообщение получит Милтон. Жаль, не могу насладиться ироничностью данного факта.
       Закрываю глаза, меня снова дико тошнит, но надо переждать. Просто подождать полчаса, час, и тогда порошок все исправит. Хотя бы на время.

Отредактировано N. Fran Tzara (2014-01-09 19:09:47)