Визуал.
______________

- Это ничего не меняет, – неохотно поясняет мужчина, кусая разомлевшую надежду бостонского телевидения в уголок губы. – Ты же, не думала, в самом деле, что твое бельишко обойдут стороной. Думала? Вот черт, детка. Ты фатальная идиотка.
    Деймон, один из десятка лизоблюдов и некогда фаворит Тильды Фелпс, неизменно обращается к Рейхелю со снисходительным "пиететом"; как с недалекой пероксидной бейбой, не иначе в надежде словить оргазм, когда тот, не по-женски крепко, зарядит в морду одному снедаемому тестостероном и желчной завистью сукину сыну. Сукину сыну, из чьих потные ручонок, лет так десять назад, буквально вырвал золотой билет. Так что, по сути, Элаю индифферентно. Он готов стать хоть океанической касаткой. Заручившись ферзем, можно позволить себе немного лояльности к ущемленному самолюбию "врага".
- Что? – блондин удивленно поднял брови, не сразу понимая, что, только что, его фактически списали со счетов, вычеркнули из тиража и отбуксировали к прессу. Дело дрянь. Слегка напрягся, чувствуя ладони Деймона на своих бёдрах и понимая, что длина платья всё-таки слишком неудачна, для подобного соседства. - А как же… Люк?
- А что с ним? Твой верный агент в этом деле не помощник. Так, пыль, – отмахивается мужчина, слегка собирая пальцами податливую ткань платья. – В любом случае, амбициям Железной леди, не под силу заткнуть жадные до холеных уток рты всех журношлюх. А тут целая куропатка. Всегда найдется чья-то вскормленная на фаст фуде задница, питающая ненависть к миру и раздираемая жаждой возмездия. Помнишь, а я ведь предупреждал тебя, детка. Пирог шоу-биза не для твоей цыплячей шейки.
    Рейхель слабо и едва заметно морщится, накрывая чужие пальцы своими, в надежде отвоевать подол из чужих рук, а часто стучащее в груди сердце заставляет думать о таких вещах, от мыслей о которых он так старательно пытался избавиться последние месяцы. Он бы сильно удивился, узнай о непричастности этого ублюдка к своим бедам: провокационная статья, в газете канареечного цвета, на деле оказалась лишь костью в горле. Мясник же пришел откуда не ждали. Вооруженный тесаком и парадоксально основательными фактами. А главное, в какой луже рыли? Ведь все с десяток лет, как утоплено дождями. Вот вам и пиар компания. Даром, что посмертная.
    Мутило все сильнее. Желудок скрутило в очередном спазме. До чертиков хотелось закинуться пригоршней антацидов, но выпитый, сука, алкоголь! Если эта гонка станет постоянной, то они станут его альтернативой ланчам и редким ужинам. Хоть патентуй - три шага до анорексии от Эладжи Рейхеля.
- И, кстати, никакого Рика Хартера нет. Никогда не рождался и, тем паче, не был знаком с тобой, – после долгой паузы выдыхает Дэймон, почти что прижимаясь губами к плечу Рейхеля, на несколько долгих секунд закрывая глаза и глубоко вдыхая его запах. От парня пахнет женскими духами, досадным благополучием и потрясающей  смесью пресыщенности и скуки, настолько сильной, что кружится голова.
- Тоже мне, открытие, - фыркнул, потирая пальцами виски, в надежде, что начинающая гудеть голова все же пройдет и рассмеялся, качая головой. - Изобретательный. Откуда только такие берутся? - игривый тон дается с трудом, а пальцы непроизвольно пытаются сжать обивку дивана, но нет, те лишь скользят по кожаной поверхности, и это злит. Элай судорожно выдыхает, стараясь выравнять отчаянно сбившееся дыхание, заставляя себя расслабиться хотя бы внешне, мимикрировать под похуиста с атрофией лицевых мышц. Глубоко же внутри - забился в угол, впившись зубами в колено и раскачиваясь: вперед, назад. Молодой человек даже щеку прикусил от нахлынувшего чувства беспомощности и абсолютной неподвластности ситуации. А впрочем, можно ли было представить иной исход. Ну что бы он сделал иначе, появись шанс? Не заделал бы Тей ребенка? В обще остался бы гнить да рвать задницу в Чарльзтауне? Или, быть может, вооружился терпением и строил бы свою утопию не на костях, а исключительно на богоугодных делах? Бред. Просто, подобные Рейхелю счастливчики - не в фаворе у изменчивой фортуны и, данный случай, стал очередным подтверждением.
– Ты – Дьявол, ты знаешь это? - не удержав приторной улыбки, процедил сквозь зубы. Мысленно плюя в самодовольное лицо соперника, клеймя и прожигаю дыру. - У меня к тебе предложение, - блондин придвинулся ближе. - Отъебись, - поднялся, одернул край платья. - И да. Я всегда, всегда проглатываю...  Обиды. Запомни, - одним движением руки опрокинуть со столика бутылки, бокалы с коктейлями, заливая кокаиновую пудренницу и собственное платье. Застегнул ремешки на туфлях, такие же бабских, как и он сам, целенаправленно направляясь в сторону туалета, чуть покачиваясь и попутно здороваясь с какими-то людьми, которые знают его, но которых явно не знает он сам. Конечно же, кто не знает новую звезду. Вот Элай видит выглаженную и сияющую благополучием Тильду в окружении таких же Денежных мешков, но проходит мимо, ловя ее взгляд. Кивает. Она щурится в ответ, слегка улыбается. Ничего не говорит. Просто глаза и улыбка.
    А киты выбрасываются на берег. Царапают в кровь бока, пятнают ею пену, захлебываясь избытком кислорода, дуреея от эйфории. Оглушенные, отчаянные и мертвые. Рейхель беззастенчиво хватается за стены, лениво переставляет ноги, опасно балансируя на каблуках. Он устал. Как портовая шлюха в штиль. Градус рвет петли тормозов, в горле теплеет от ядреного кокса, на капроне чулков расползается стрелка. Усмехается, все же добравшись до туалета и открыв дверь. Решив наплевать на макияж и умыться направляется к раковине, периферией сознания отмечая, что не одинок.
– Не найдется зажигалки? Моя, кажется, закончилась.
    Холодная вода отрезвляет. Медленно переводит взгляд на нарушительницу своего единения со стихией. Недурна. Весьма. "Вырядилась, как последняя проблядь", - завистливым взглядом ощупывает стройную фигурку девушки, отмечая иронию матушки природы. Со всеми своими голодовками, тренировками и истощением своей бренной телесной оболочки  ему никогда не достичь таких изгибов, плавности линий и этого платья. Разве справедливо!
- Я тебя не знаю. Свежее мясо, или очередная потаскушка из персонала решила поблювать? - впился глазами в лицо девушки, игнорируя весьма милую попытку завязать знакомство. Настроение пало ниц, разбив морду о плитку за черт знает сколько долларов. Рейхель никогда не питал иллюзий на свой счет. Туалетные знакомства из этого же разряда. Жарко, кто бы мог подумать, что от пары коктейлей бывает так жарко. Оттянул ворот, надеясь, что станет хоть немного прохладней. Тщетно. Достал пачку сигарет, затянулся.
- Тут дьявол с богом борется, а поле битвы — сердца людей, - покачал головой, отрывая бумажное полотенце. С лица натекло на грудь, мейк потек к праотцом, а платье радует утомленный глаз пятном. Красавец.
    Пусты, потасканы и уже не так трогательно юны, как прежде. Вечные дети, которые играют в порок, сидя на шеях милосердия, вгрызаясь зубами в протянутые руки добряков. Лицемерные дряни знающие, как тронуть ваши сердца. С легендами об отцах тиранах, матерях шлюхах и приютских оградах. Уже не мальчики, отнюдь не девочки, которые никогда не сбиваются в кучки, делясь теплом. Кукловоды ваших акций, сценаристы судеб и владетели сердец. Поколение постмодернизма, за которых всё уже отвоевано, сыграно, разжевано и даже проглочено. Те, кто умеют брать все, не давая в замен больше, чем того хотят.

Отредактировано Elijah Reichel (2013-08-11 02:08:30)

    Очередной спазм и наклон к раковине, куда, пользуясь случаем, Рейхель небрежно стряхнул пепел. Его «маленькая слабость», что ласкающе оцарапала ноздри и затаилась в проклятущей бездне зрачков, заявляет о себе легкой придурью, расслабленной удавкой вседозволенности и он вдруг совершенно не по-девичьи, с чувством, шмыгает носом. Косметика с лица окончательно смылась, и видно теперь, что маскарад под градусом - не так уж и удачен, а визажист отнюдь не насосал свой оклад: линия скул, на деле, куда более жесткая, чем может показаться; губы, лишенные корректора, который придавал им форму, кажутся смазанными, невыразительными; от былой же укладки не осталось и следа: наращённые пряди намокли и ушли в отказ, пергидрольным водопадом кутая плечи.
    Уже бесполезно фокусировать взгляд на уродливо вычурной плитке, в попытке развлечься. Все еще липкие, от размазанного водой блеска и выпитого коньяка, губы приторно пахнут ненавистной с детства карамелью. Только это и удерживает от попытки в безотчетном привычном жесте облизать их. Чертовы ханжи: вылизанные шведские столы, по-сиротски скудные закуски с расчетом на большеглазых анорексичек с частоколом ребер,  накрахмаленные до хруста скатерти, ни одной компрометирующей шуточки, голодного взгляда, - моральные импотенты. Вот и этот раритетный зверек из второго эшелона, взращенный на местной кукурузе  и полных сантиментов колыбельных, ломанется прочь, поджав с душой оттоптаное, взамен хвоста, самолюбие. Кто бы знал,   как сильно вымораживают Элая подобные высокоморальные не-бляди.
   Выдох. Бычок канул в водосток. Тяжелые слипшиеся ресницы опускаются. Крылья тонкого носа вздрагивают, стоит на миг бросить взгляд в сторону опасно притаившейся девушки. Вызывающе азартный взгляд карих глаз и триумф, что плещет через край, настораживают. О да. Этот тихий омут образцовых фермерских дочурок, с умильными ямочками на неизменно трогательно алеющих щеках и не по-детски влажно блестящими губами, что жарко лепечут псалмы, таит тех еще чертей. Рейхелю ли не знать? Тем ожидаимей едкое:
- Бандаж?... , - но Элай все равно совсем уж глупо открывает рот и, подняв узкую кисть, чуть водит кончиками пальцев, хватая воздух. На большее его не хватает. Досадное замешательство на одну десятую долю секунды, но сбивает с панталыку. Девчонка-то не такая и простушка, надо же. Что добавляет ей балов, если и не цепляя за живое, то неплохо мотивируя уж точно. Зубастые мышата это ведь так… увлекательно, пьянит покрытый коростой цинизм.
- Что?.. Ах, это, - полная лживого понимания и вполне искреннего снобства улыбка. Рейхель поворачивается к ней всем корпусом, и теперь они стоят очень близко и смотрят друг на друга в упор. Девушка даже на каблуках едва-едва достает ему макушкой до подбородка. Зато отчаянности хватит на бритого нео-нациста. Однако.
    Рейхель смотрит, повторно скользит теперь уже задумчивым взглядом и мысленно хмурится. Он не понимает, что происходит, и это, парадокс, пусть и привычно подбешивает, но все же больше интригует. Его столько раз пытались подловить, выдернуть из шаткого равновесия, обжечь обледенелые нервные окончания жадные до острых ощущений рабы пера, не говоря уже о невротических девицах и прочих адреналиновых психопатах, но этот провальный маневр он неизменно распознает заранее, и заранее теснит глупцов в угол. Здесь же было что-то другое. Не желание спровоцировать и феерично потрепать друг-дружку в стилистике паршивых баров у заправок, скорее.. вызов? Колкая – да, ироничная – в точку, но без дна и задних мыслей, шпилька? Кажется, неожиданную знакомую действительно откровенно тошнило и от его прожженного пафоса, и от царящего фарса да духа пренебрежения, и от вечера в кругу Кошельков в целом, брезгливо и до слез, при этом, забавя.
– В точку, долго ли умеючи, - склонил голову к плечу, зеркально копируя позу девушки. - Или все же? Кто знает. Ну что, Мисс-едкие-фразы как, рискнет провести тех. осмотр гадкому нарушителю? Я безбожно просрочил все эти гребанные «талоны», но готов таки отдать дань бюрократии. Обещаю быть паинькой, сержант, - фальшиво срывающийся шепот, в духе немецких: «я, я, натюрлих», «арбайтен унд дисциплинннен» и пошлого «даст ис фантастишь». Ведь цедить контр-атаки ниже пояса, все равно, что ощупывать языком скол на зубе – противно, но не остановишься. Блядство - не способ сорвать куш, а последствие его гниющего нутра.
    Рейхель ухмыляется и деловито, с менторски серьезным лицом и нарочитой важностью, задирает двумя пальцами подол платья, скользя ладонями по драному капрону, смакуя драматизм. Сначала в его движениях проступает выучка профессиональной стриптизерши, над ажурными резинками чулок виднеются полосы голой кожи, но несдержанный смешок сводит комедию на нет, тесня кокетливую ленцу и игривую распущенность.  – Хотя, прости детка, но я завязал со всеми этими «лесбийскими штучками». До свадьбы ни-ни, я девушка порядочная, - подол в нарочитом смущении отдергивается назад. Щелчок зажигалки и протянутая сигарета – примирительный жест капитуляции. – Брейк? Я порой такая задница.

Отредактировано Elijah Reichel (2013-09-12 22:17:08)