За его столом что-то неуловимо изменилось: отец, когда-то давно, когда ему еще было это интересно, заставлял Билли тренировать фотографическую память. Она не сможет сказать, что именно, но уверена, что... мистер Хогарт готовился, верно? Улыбку, которая проскальзывает на лице от осознания этого факта, девушка выдает за вежливое "на здоровье", салютуя учителю своим стаканом, и поддерживает диалог сокрушенным вздохом: - Отраву из автомата пить нельзя, а в кафетерий я заходить и вовсе опасаюсь, терплю до города... - Изабелла не живет в кампусе, как большинство студентов, и образ любимой кофеварки на кухне их с Пипой жилища сейчас греет душу. Не настолько, конечно, как комплимент про спасительницу, но тоже ничего. Ты молодец, Билли, можешь собой гордиться: для девушки, совсем неискушенной, идешь правильной дорогой, и семимильными шагами.
Сидеть в такой непосредственной близости от него - это испытание. Чувствовать тепло чужого тела, тела, которое, как уже можно сделать вывод, тебе небезразлично.... блондинка, кажется, дышит через раз, напряжена, как струнка, чтоб ничем не выдать тихие вдохи-выдохи и свое волнение. Внимает тому, что ей рассказывают, с интересом слушает, и отмечает поневоле, что ей хотелось бы, чтоб рука того мастера, кто рисовал девушку в блокноте, изобразила и её портрет. Это же так.... волнующе, правда?
Несколько кивков с сурово-сосредоточенным выражением лица; дикий страх совсем опозориться - ведь она не рисует, она здесь не по- и не для - этого; но надо, ведь не скорчишь же мученическую гримасу и не скажешь честно "я стесняюсь". Это не для Келлер: подбородок выше, чуть сильнее, чем нужно, схватить карандаш и задуматься на мгновение, прикусив губу. Что бы ей нарисовать? Был бы это какой-то романтический фильм, сейчас она бы уже клала размашистые штрихи на белоснежную бумагу; линии складывались бы в его глаза, губы, все лицо, а наблюдатель восхищался бы ею и трогательностью момента. Но это не кино, она не актриса, а ... что рисовать все еще надо придумать.
Не произнеся за все время и пары слов, кроме "ага", "угу", "ясно" и "хорошо", Билли Джин и сейчас хранит молчание. Грифель чуть скрипит, когда нервный нажим заставляет вырисовывать контур чашки с кофе, на листе, испещренном нотами. Последние получаются великолепно: когда, буквально, ежедневно, ты селишь этих красоток на нотный стан из пяти линеек, они рождаются у тебя уже автоматически, и идеальными. Чашка немного кособока, и Билли долго раздумывает, как рисовать тень. Беспомощный взгляд на мистера Хогарта, но она лишь чуть плотнее сжимает губы и снова возвращается к работе, сдувая со лба непослушную прядку.
Чашка не в центре листа, скорее - это край рисунка; центральным элементом являются ноты, складывающиеся в какой-то причудливый рисунок, добавляющий задумке абстракции - ведь они будто часть чьего-то лица. Выполнено неумело, но задумка оригинальна: Билли рассчитывает только на это. Ведь если сейчас ей скажут, что это ужасно - конец котёнку.
- Как вы поняли, что хотите посвятить свою жизнь рисованию? - пока грифель обводит контур губ, сотворенных из нот, Билли нарушает тишину, повисшую в аудитории. Отвлекается на мгновение от листа, глядит перед собой и замирает, осознавая одно: он легко мог посадить её за один из столов для студентов, аудитория огромна и места тут полно. Но она сидит рядом с ним. Пальцы подрагивают, и девушка отнимает карандаш от листа, боясь испортить и без того не особо впечатляющую работу. - Меня всегда расстраивает недостаток умения... Мне кажется, что мои идеи неплохи, но я не знаю, как их... реализовать. Нарисовать. Выплеснуть на бумагу, - слегка виноватый взгляд на мужчину, а свободная рука тянется к стакану с латте. Если конечности продолжат так трястись, рисунок будет безнадежно испорчен пролитым напитком: но об этом Джин думает сейчас в последнюю очередь.
Отредактировано Billie Jean Keller (2013-08-11 07:54:31)