Не сказал бы, что был очень уж удивлен просьбе Сойер. Рано или поздно подобное должно было произойти, ибо ни для кого не секрет, что данная особа вряд ли сможет кого-то убить. Покалечить? Возможно. Но убить – сомневаюсь. И сомневался не только я. Наверное, поэтому девочка решила доказать всем Кельтам, что не так проста, как может показаться на первый взгляд. Одного понять не могу: почему выбор был сделан в мою пользу? Джерри, Коннор, в конце концов, персональный тренер по стрельбе. Глупо. Братья не стали бы возиться с девушкой. И не потому что она так плоха, а потому что у каждого свои личные причины для отказа. Тренер? Тоже звучит по-идиотски. Она ведь не сможет прийти в какую-нибудь секцию и сказать «здравствуйте, научите меня убивать». Выбора не было. Ни у нее, ни у меня. Именно поэтому сейчас мы оба едем к мысу. Я – для того, чтобы преподать урок, обучить уму-разуму, она – для того, чтобы доказать всем, что способна на большее, чем от нее ждут.
– В биатлоне не учат убивать людей, Лаки, – произношу, разглядывая пейзаж за окном машины. – Ты стреляешь по мишеням – пустым, бесчувственным деревяшкам. Лишать жизни человека – совсем другое, – я не пытаюсь читать лекции, строить из себя всезнающего мастера, нет. Но я хорошо знаю, о чем говорю. Так же, хорошо это делаю. Именно поэтому Сойер обратилась точно по адресу. Без лишней скромности скажу, что лучшей кандидатуры ей не найти. – Ты когда-нибудь отправляла кого-нибудь на тот свет? Таракана, мышь, оленя? – мне нужно знать, насколько все плохо. Если она боится даже думать о подобных вещах, то дело дрянь. Уроков будет много.
Лаки умная и способная девочка, я это понял уже тогда, когда мы были на задании по похищению детей мэра. Но одно не ясно: сколько понадобится времени, чтобы научить ее равнодушно перерезать тонкую нить человеческой жизни? Мне нужно видеть ее в деле. Для этого понадобится кое-что, о чем она даже не подозревает. Не уверен, что подобный поворот придется по вкусу своенравной дочке Лепрекона, но здесь условия диктую я. Ни ее папаша, ни муж, ни она сама. На момент ее обучения моя персона будет для нее всем – учителем, братом, товарищем, отцом, целью, если хотите. Мы ведь решили заниматься серьезными вещами, верно?

Вскидываю брови, когда слышу ответ на свой вопрос. Медленно поворачиваю голову в сторону девушки, изучая ее фигурку взглядом. Прицокиваю языком. А вот это уже интересно. Признаться честно, такого ответа не ожидал, скорее, был уверен, что последует короткое, но емкое «нет». Не тут-то было. Мало того, что Лаки отвечает утвердительно, но так же я узнаю, кто стал ее жертвой. В память отчего-то врезается картинка с участием моего, скажем так, опекуна, создавшего ту тварь, коей теперь являюсь я. Он лежит на полу, булькая и харкая собственной кровью. И это именно моих рук дело. Смыкаю челюсть, возвращаю свое внимание на пролетающие деревья за окном автомобиля. В эту секунду мне показалось, что чем-то мы с Сойер похожи. Странно. Еще никогда прежде у меня не возникало подобного чувства.
– Не поделишься, как сие произошло? – сухо, без сожаления, сострадания и прочей дряни. Это ни к чему. По крайней мере, в сложившейся ситуации.
Я бы, конечно, мог оставить эту тему без внимания, но должен учитывать все детали и нюансы жизни доченьки Лепрекона. Это может, как помочь процессу, так его и застопорить. Надеюсь, она поймет, что интересуюсь далеко не из праздного любопытства.
Мы добираемся до нужного места, машина тормозит. Вот и приехали. Персональный полигон для девочки, которая вряд ли когда-то могла подумать, что ей придется учиться искусству убивать. Но это все лирика. Мы приехали сюда не для того, чтобы захламлять головы ненужными в данный момент, больными мыслями. Оба должны быть сосредоточены на процессе обучения. Иначе у нас ни черта не получится.
– Вылезай из машины, – произношу, открывая дверь. Сам выхожу из авто, вдыхаю солоноватый воздух. Бросаю взгляд на Сойер, дабы определить ее состояние. Пока спокойна. Это хорошо. Засовываю руки в карманы, медленно шагаю к багажнику, останавливаюсь в паре метров. – Тебя интересует исключительно огнестрельное оружие или холодное тоже подойдет? – спрашиваю, в мыслях рисуя план действий.
Быстрый взгляд на наручные часы. Через несколько минут должен подъехать знакомый человек. Именно он привезет то, что понадобится для обучения Лаки. Не знаю, насколько я прав в своем решении, но, увы, не знаю других методов. Это не игра. Не поход в тир с компанией, где за прямое попадание по металлическим кружкам дают в подарок плюшевого медведя. Это тренировка, значит, все должно быть на уровне. Все должно быть на грани.

Выслушиваю Ли, хмыкаю себе под нос. Признаться честно, ожидал большего. Бытовая драка, приступ неконтролируемого гнева, злость, агрессия – да что угодно, только не авария. Не думаю, что девочка в тот момент поступала осознанно, поэтому данное лишение жизни вряд ли можно повесить на ее совесть. Пока по нулям. Но мы же научимся, верно?
– Ты понимаешь, что авария это совсем не то, что нужно? – спрашиваю, чтобы знать позицию Сойер. – Рухнуть с моста или врезаться в стену это ничто. Смотреть человеку в глаза, видеть его немую мольбу и без колебаний нажать на курок – это уже что-то серьезное, – объясняю простые истины, хотя, скорее всего, девушка сама это прекрасно понимает.
Что ж, главное, что пока не спорит и не показывает гонор. С остальным разберемся по ходу дела. Получаю утвердительный ответ про холодное оружие, усмехаюсь. Видимо, девочка решила подойти к вопросу серьезно. Это радует. Ибо если к подобным вещам относиться легкомысленно, результата никакого не последует. А мы не за этим приехали в это богом забытое место.
Снова взгляд на часы. Несколько минут осталось до момента икс, когда на мою голову могут посыпаться всяческие проклятия из уст Лаки. Не знаю, как она отреагирует на подготовленный мною сюрприз. Впрочем, честно говоря, меня мало это волнует. Как уже говорилось ранее, здесь парадом командую я. На другие условия не соглашался.
– Отлично. Открывай багажник, выбирай оружие, – отдаю распоряжение, поворачиваюсь спиной, облокачиваюсь на машину, достаю сигареты, закуриваю. Посмотрим, на что падет ее выбор. Даже интересно.

Медленно поворачиваю голову в сторону девушки, когда та извещает меня о своем выборе короткой фразой «что дальше?». Жадно затягиваюсь, выпускаю дым, гляжу на выбранное оружие. Беретта, значит. Семьсот восемьдесят пять грамм веса, сто девяносто два миллиметра длина, девятимиллиметровый патрон, отдача с коротким ходом ствола, ширина тридцать шесть миллиметров. У девочки неплохой вкус. Честно говоря, думал, что ее выбор будет более скромен. Интересно, она разбирается в оружии? По идее, должна.
– Хороший выбор, Лаки, – усмехаюсь, слышу шорох гравия.
А вот и сюрприз. К заброшенной базе подъезжает грузовик. Из него вываливается мой старый знакомый. Жестом показываю Ли, что сейчас вернусь, швыряю окурок на землю, подхожу к мужчине, жму ему руку. Тот отправляется открывать дверь кузова. Что ж, час пробил, как говорится. Из кузова вываливаются два здоровых американских бульдога, ведомые моим старым знакомым. Он заводит собак в импровизированный загон, привязывает на трос, выходит. Киваю, снова жму руку, подзываю девушку к себе. Тем временем, мужчина садится в грузовик и уезжает. На сегодня его работа выполнена. Теперь дело за Сойер. Надеюсь, она готова. Возможно, конечно, мои методы обучения немного жестоки, возможно, не стоило сразу из огня да в полымя. Мишени, туши скота – для начала обычно используют такие вещи, но нам ведь нужен результат. И чем быстрее мы его достигнем, тем лучше. Для всех.
– Надеюсь, ты готова, ибо времени для моральной подготовки у тебя нет, – тихо произношу, приоткрывая дверь загона и кивая головой. Дожидаюсь, когда Ли заходит, следую за ней. Отхожу в сторону, засовываю руки в карманы, смотрю на взволновавшихся, обеспокоенных псов. – Стреляй, – отдаю команду девушке, готовый наблюдать за процессом. Давай, Лаки, жми на курок, докажи, что ты можешь много больше. Не зря ведь я в тебя верю.

Сказать честно? Я подозревал, нет, скорее, был почти уверен, что она не сделает этого. Не сможет. Это именно то, о чем я говорил ей, когда мы ехали к этому чертовому полигону. Стрелять по мишеням – одно, убить того, кто все понимает и предчувствует свою смерть, кто смотрит на тебя и просит, даже умоляет не делать этого – совершенно другое. Не так все просто, как кажется на первый взгляд. Нужно обладать воистину невероятной стойкостью, силой и смелостью. Нужно быть холодным и твердым, как гранит. В задницу чувства, эмоции, ощущения. Никакой жалости, любви, сострадания, милосердия. Только ледяной взгляд и палец на курке. Отключить все чувственные стороны и аспекты. Отключить все. И стрелять.
Не говорю ничего, только лишь смотрю на девушку, которая направила дуло пистолета на одну из собак. Гляжу в ее глаза, мои губы кривятся в усмешке. Сомнение, неуверенность, проклятая жалость – вот, что вижу в глазах Сойер. Неверно. Урок номер один ты провалила с треском, малышка. Думаешь, окажись ты на месте этих псов, некто думал бы о тебе и твоей жизни? Нет. Тебе тут же пустили бы пулю в лоб, вышибли бы мозги, а затем сбросили в мусорный контейнер, оставляя сгнивать вместе с остальным мусором. В этой жизни либо ты, либо тебя. Уясни это раз и навсегда. Ты одна решаешь, что и как делать. Только от тебя зависит эта гребаная жизнь.
Вытаскиваю руки из карманов, медленно подхожу к Лаки. Достаю свой кольт из кобуры, снимаю с предохранителя, смотрю прямо в глаза одного из бульдогов, направляю дуло на животное, нажимаю курок. Выстрел. Собака взвизгивает и падает ничком на землю. Точное попадание в голову. Ни единого шанса на спасение. Второй пес рвется с троса, жалобно лает, скулит, тявкает. Прости, друг. К сожалению, живым ты не уедешь из этого богом забытого места.
– Твоя очередь, покажи, что ты умеешь, – сухо произношу, пряча пистолет обратно в кобуру и отходя в сторону. Скрещиваю руки на груди, щурюсь, провожу языком по пересохшим губам. Ну, же, девочка, стреляй. Осталась еще одна мишень. И на этот раз она твоя.

Внимательно наблюдаю за действиями девушки, за ее состоянием. Кажется, теперь она не медлит. Что послужило такой внезапной уверенности? Ненависть ко мне? Липкое чувство несправедливости? Не знаю. Для меня это не имеет совершенно никакого значения. Главное, результат. И он достигнут. Второй пес составляет компанию первому. Два собачьих трупа лежат на холодной, сырой земле. Умница, девочка. Урок усвоила.
Признаюсь честно, не ожидал того, что произошло в следующие несколько секунд. Ли резко поворачивается ко мне лицом и наставляет на меня дуло пистолета. Как стоял на месте, так и стою. Ни единого движения. Только лишь в упор гляжу на еще горячее дуло. В тебе заиграла смелость, Лаки? Интересный поворот. Я совершенно спокоен. Нет ни страха, ни волнения, ни паники. Может быть, потому что мне плевать, куда она попадет? Плевать на то, что могу сдохнуть, как плешивый пес прямо на этом месте? Скорее всего, да. Для меня действительно это не имеет значения. Слишком долго я был со смертью на «ты». Вижу, как ее палец нажимает курок, выстрел смазывается, пуля впечатывается в землю под моими ногами. Бросаю взгляд на девушку, усмехаюсь. Людей, говоришь?
– В этом не было необходимости, – сухо выдаю многозначительную фразу. Смыкаю ладони в замок за спиной, медленно направляюсь к мертвым собакам. Становлюсь чуть дальше трупов, поворачиваюсь лицом к Сойер. Решительно смотрю прямо ей в глаза. По-прежнему спокоен и непоколебим. Ни одна поджилка не трясется, под ложечкой не сосет, дрожь не бьет коленей. В данный момент мне плевать, как бы это ни было странно. – Стреляй, – командую на полном серьезе.
Ты хотела людей? Что ж, получай. Думаю, смогу сгодиться для этой роли. Понимаю, насколько безрассуден мой поступок. В принципе, он даже, скорее, безумен, некоторые бы еще сказали, неадекватен, но как я и сказал, мне все равно. Более того, я даже уверен, что на этот раз Лаки выстрелит без тени сомнения. Вопрос в другом. Куда именно она будет целиться? Для меня это рискованно, ибо нет никакой гарантии, что девушка не пожелает прострелить мне башку или же попасть прямиком в сердце. С прицелом у нее все в порядке. Другое дело, захочет ли она меня убить. Ну, Сойер, действуй.

Надо же. Ошибся. Девочка не захотела в меня стрелять. Однако, очень интересный расклад получается. Что, неужели недостаточно хорош для того, чтобы сделать из меня безжизненный кусок мяса? Да, сейчас очень четко осознаю, что ни черта о тебе не знаю, Сойер. И ты не так проста, как мне показалось тогда, в день похищения детей мэра. Увы, нет, ты не беззащитный, ничего не умеющий воробышек. Ты сильная, только, кажется, пока скрываешь это.
Девушка покидает загон, оставляя меня наедине с двумя собачьими трупами. Хмыкаю себе под нос, шагаю следом за ней. Нет, ты, видимо, не поняла. Раз я взялся тебя учить, значит, ты будешь делать ВСЕ, что я говорю. И если тебе дали приказ стрелять, значит, ты обязана нажать этот гребаный курок пистолета. Иначе не будет. В противном случае, можешь прямо сейчас собирать свои манатки и катиться прочь к своему проклятому папаше. Пусть нанимает тебе личного учителя, а я пас. Не на таких условиях у нас был договор.
– Слишком быстро ты опустила оружие, Лаки, – чеканя каждое слово, произношу, подходя к ней поближе. Беру ее за грудки, но аккуратно, дабы не причинить боли, тяну к себе, становлюсь совсем близко к девушке, обхватываю своей ладонью ее руку, в которой осталась беретта. – Помнишь условия своего обучения? – веду дуло пистолета к себе, пока оно не упирается прямо в бедро. На этом месте уже есть пулевое ранение, которое я никогда не забуду, просто не смогу, ибо человек, оставивший его очень дорог. Наверное, даже слишком. – Я сказал, стреляй, – четко и сухо, без единой эмоции.
Не нужно думать, что я мазохист или еще кто-то в этом роде. Совсем нет. Просто мне это нужно. Не для того, чтобы поиграться с Ли или же со стервой-смертью, а для того, чтобы научить девушку быстро принимать решение и беспрекословно исполнять приказы. Когда ей отдаст распоряжение кто-то свыше, у нее не будет времени и права на раздумья. Либо она уберет кого-то, либо уберут ее. Поэтому давай же, малышка, нажми на этот чертов курок и покажи мне, что я не зря взялся за твое обучение.

В конце концов, я получил то, чего хотел, о чем просил. Хлопок, выстрел и в области бедра появляется жгучая боль. Джинсовая ткань тут же мерзко, отвратительно намокает, пропитываясь липкой красной жидкостью. Сказать больно – ничего не сказать. Мне хочется кричать во всю глотку, скулить, как те псы, что еще несколько минут назад были живы, выть и зализывать образовавшуюся рану. От таких ранений не умирают, даже не становятся инвалидами, не нужно строить из себя страдальца. Именно поэтому просто стискиваю зубы и терплю. Клацаю челюстью, тихо шиплю себе под нос, безумно смотря прямо в глаза Сойер. Нет, совершенно не злюсь, не прихожу в ярость. Остаюсь спокойным. Даже сейчас, когда похож на побитого зверя. Шумно дышу, пытаясь не шлепнуться в обморок от болевого шока. Можно сколько угодно строить из себя супермена, мачо, которому не страшна боль и любое ее проявление, но это было бы слишком глупо, напыщенно и пафосно. Не могу сказать, что способен противостоять болезненным ощущениям. Я всего лишь человек, поэтому ничто человеческое мне не чуждо. И если сейчас грохнусь без сознания прямо на Ли, это будет, наверное, более, чем логично. Правда, постараюсь, чтобы этого не произошло. Не хочется быть обмякшим мешком с дерьмом на плечах у хрупкой девушки. Героем я могу не быть, но мужчиной оставаться должен.
– Упрямая девочка, – безумно скалюсь, исподлобья глядя на дочку Лепрекона. Хватаю ее руку, прикладываю ладонью к своему бедру на месте ранения. Далеко не для того, чтобы зажать кровоточащую рану. Лишь для того, чтобы на руках этой малышки осталась моя кровь. Кровь человека. Она не хуже меня знает и понимает, что если ты однажды запачкался в этой дряни, больше никогда не отмоешься. Так и будешь ходить и источать зловоние, как прогнивший кусок мяса, собирающий вокруг себя скопище гребаных мух. По сути, мы и есть мясо, несмотря на то, что где-то внутри, в тайных закромах еще осталось что-то, что с натяжкой, но все-таки можно назвать душой. – Ну, с посвящением тебя, Лаки, – улыбаюсь кривой улыбкой, убираю ее руку.
Зажимаю рану своей ладонью, ковыляю прочь от Сойер, обхожу машину, открываю пассажирскую дверь, падаю на сидение. Открываю бардачок, нахожу аптечку. Интересно, чем вообще она может мне сейчас помочь? Мысленно матерюсь, открываю крышку, достаю бинт. Зубами рву обертку, плотно забинтовываю рану. Ни хера неудобно, если честно, но просить помощи не стану. Нет, уж точно не у Ли. Свой первый урок малышка усвоила хорошо. Пять баллов, Лаки. Сегодня ты молодец.

Пока мучаюсь с перевязкой, Сойер бухается рядом на соседнее сидение и закуривает. Не спрашивает, как я, не пытается помочь. Просто сидит рядом, разглядывая на ладони кровь. Умница. Кажется, сегодня я мысленно захвалил эту особу. Все-таки я в ней ошибался. Крупно. За что и поплатился, в общем-то. Усмехаюсь сам себе, заканчивая перебинтовывать рану. Гляжу на руки. Блять. Весь измызгался. Не нахожу ничего умнее, как оторвать кусок ваты и попытаться стереть кровь. Лучше что-то, чем вообще ничего.
– Это лишь первая часть твоего обучения, – отвечаю, швыряя вату на сырую землю.
Откидываюсь на спинку сидения, шумно выдыхаю, прикрывая глаза. Результат достигнут. И Сойер, и я сделали все, как полагается. Оба справились с поставленной задачей. Значит, можно работать дальше и даже с удовольствием, наверное. Игнорирую ее благодарность, если это вообще можно так назвать. И на этот раз далеко не потому, что мне все равно. Просто не нужно это. Взаимный обмен любезностями и прочая дребедень не по мне. Да и за что говорить мне «спасибо»? За то, что пытаюсь научить убивать? Лишнее это. Даже смешно. Думаю, она и так поймет, что это большая глупость. Сама.
– Никто ничего не узнает, – спокойно произношу, роясь в карманах куртки. – Можешь быть уверена, – извлекаю из одного кармана пачку сигарет, вставляю одну между зубов, отлепляю пальцы от фильтра. Твою мать. Чертова липкая жидкость. Чиркаю зажигалкой, закуриваю, выпускаю дым из легких. Удивительно, но в данный момент как-то слишком спокойно. Абсурдно, учитывая сложившуюся ситуацию. – Обойдусь. Не в первой самостоятельно себя латать, – категорически отказываюсь от какого-либо доктора. Ни к чему это. Почему-то хочется, чтобы об этом никто не знал, чтобы все это осталось только между мной и Лаки. По возможности. Ну, и Джерри, естественно, ибо глупо было бы полагать, что ее супруг останется не в курсе того, что произошло сегодня на полигоне. – Тяжело быть сильной? – спрашиваю, жадно затягиваясь и выпуская сигаретный дым из легких. Не для того, чтобы съязвить, поиздеваться или каким-то образом задеть. Просто раз уж мы занимаемся общим делом, которое, к слову, не имеет для меня никакой пользы и выгоды, то почему бы нам не обмолвиться несколькими фразами в, быть может, странной, но все-таки беседе. В конце концов, нужно знать, с кем ты работаешь плечом к плечу.

Кивок головы в знак благодарности. Ишь ты. Как-то слишком много ее за сегодня. Непривычно для меня. Главное, чтобы не потянуло блевать. Достаю из аптечки гель, протираю руки. Так лучше, ибо чувствую себя не совсем комфортно, когда на руках кровь, пусть даже моя собственная. Швыряю на землю еще один ошметок ваты, довольный, что чертова дрянь отъелась от кожи. Жадно затягиваюсь, отлепляя фильтр от губ. Прилипла, сволочь. Неаккуратным движением отрываю кусок кожи на губе. Щиплет. Не слишком приятные ощущения, но они теряются на фоне ноющей боли в районе бедра. Поворачиваю голову в сторону девушки, когда слышу ее ответ. Так вот ты, какая Сойер Ли. Не машина для убийства, не кусок холодного мрамора, не такая же жестокая, бескомпромиссная, как чертов Лепрекон, другая. Не ожидал. Что угодно мог бы предположить, но не это. Новая сторона семейства Ли? Все-таки сомневаюсь. Из всех представителей данного, скажем так, клана только лишь Лаки была непохожа на своих сородичей. Как говорится, из всех правил есть исключение. Даже приятно осознавать.
– Так вот оно что, – многозначительно говорю, добивая несчастный окурок практически до фильтра. – Все оказалось намного прозаичнее, – горько усмехаюсь, прекрасно понимая девушку. У меня нет семьи. Братьев, сестер, племянников, отца, матери. Нет никого кроме Кит и английского бульдога. Это все, кто мне очень дорог. И, клянусь, если бы что-то случилось с Китнисс, если бы с ее головы упал хоть один волос по вине Лепрекона, попытался бы перерезать ему глотку собственными руками, несмотря на то, что прекрасно понимаю, насколько это невозможно. И мне страшно. Страшно за нее. Я боюсь, что однажды кто-то сможет причинить ей боль. Наверное, поэтому сейчас очень хорошо понимаю Лаки. Даже слишком хорошо, чтобы казаться равнодушным. – Может быть, это сейчас прозвучит абсурдно, но я тебя понимаю, – киваю головой, выкидывая несчастный окурок на землю. – Мы все люди. И у нас есть ниточки, за которые умело дергают марионеточники вроде твоего отца, прости, – грустно хмыкаю, доставая из пачки еще одну сигарету. Организм просто требовал новой порции никотина. Нужно было отравить себя еще и изнутри. – Наши слабости и есть эти самые ниточки, а слабости есть у всех, увы, – закуриваю, откидываясь назад, ворочая фильтр между губами. Прикрываю глаза, жмурюсь. Боль неприятно отдает в бедро, но это ерунда. Как напоминание, где мое место, чтобы даже не думал рыпаться в сторону.

Хмыкаю на фразу Сойер о том, что не следовало извиняться. Ну, да. И сам знаю. Слово «прости» было сказано с долей сарказма. Я даже не планировал смягчать не самую радостную действительность. Она и сама знает, кто ее отец и как к нему относится большинство людей. Простая истина. Тяжело, наверное, с таким бескомпромиссным папашей. На минуту задумываюсь о том, что эта девушка действительно непохожа на своего родителя. И, наверное, именно поэтому я и взялся за ее обучение. Мне бы не хотелось как-то контактировать с взрослеющим надоедливым Лепреконом в юбке. Нет, конечно, можно учитывать, что у меня, по сути, не было выбора. Но это не так. Если бы я не хотел ее учить, не взялся бы. И плевать на угрозы главы семейства Ли. Меня такими штуками не возьмешь. Уже проходил. Ровно шесть лет назад.
– Легко сказать, трудно сделать, – шумно выдыхаю, крутя пальцами фильтр сигареты. – Как ты планируешь избавиться от одной своей слабости, имя которой Джерри? – вопрос в лоб, не привык ходить вокруг да около.
Если уж о чем думаю, всегда говорю прямо. Тем более, что сам понимаю, насколько это трудно, и есть только один вариант избавления от ахиллесовой пяты. В моем случае, пока не поздно раз и навсегда разойтись с Кит, оборвать с ней всевозможные связи и сделать так, чтобы мое имя никогда больше не фигурировало рядом с ее данными. Только так она будет в полной безопасности, и ее жизни ничто не будет угрожать. Естественно, я не могу так сделать. Головой понимаю, что правильней было бы поступить именно так, но не могу. Потому что она моя. Моя с ног до головы. Она принадлежит мне ровно так же, как сам я принадлежу ей. Девочка, жизнь которой я однажды спас. Я люблю ее ровно настолько, насколько может позволить моя проржавевшая до дыр душа. Именно поэтому боюсь за нее каждый день. В ситуации с Лаки все сложнее. Лепрекон прекрасно осведомлен о ней и Джерри, именно поэтому понятия не имею, как именно девушка собирается избавляться от своей слабости. Засунуть чувства в задницу? Что ж, попробовать может, но из этого ни черта не выйдет. По себе знаю.
– Я не смогу научить тебя этому за короткое время, – признаюсь честно, потому что знаю, о чем говорю. Меня учили несколько лет, долго и упорно создавали из меня универсальную машину для убийства. Без изъянов, эмоций, чувств и прочих вещей, которые могли бы помешать. Но, кажется, мои создатели допустили брешь в своем творении. Иначе как объяснить появление в моей жизни Китнисс? – На это уйдет не меньше полугода, понимаешь? – жадно затягиваюсь, пытаясь устроиться поудобнее.
Понимаю, что сейчас не отказался бы от дозы обезболивающего, ибо боль в ноге упрямо не желала проходить. Надо будет попросить Ли довезти меня до дома, кажется, у меня осталось пару шприцов для этого дела. С моей работой иначе нельзя. Все должно быть предусмотрено.

Вот оно что. Избавляться от слабости она и не хочет. Совсем. Насколько я ее смог понять. Значит, действовать решила иначе. Значит, решила противостоять отцу, идти против него. Смелая девочка. Не каждый из Кельтов решится бросить вызов самому Лепрекону. Большинство предпочитает мысленно представлять, как вспарывает ему брюхо, вываливая на пол гнилые кишки. Не буду лгать, сам малодушно помышлял о том, чтобы перерезать этой сволочи глотку. И не единожды. Но мне не с руки действовать. Все еще прекрасно помню, чем закончилось прошлое мое нежелание повиноваться верхам. Спасибо. Теперь я стал более мудрым.
– Понимаю, – сухо произношу, сцепляя зубы. Лезу в карман за еще одной сигаретой, закуриваю, жадно затягиваюсь несколько раз. Ну, уж да. Еще бы не понимал. За свою Кит готов отдать жизнь. И совершенно плевать, чья она. Какой-нибудь вшивой няни или же моя собственная. Слова про любовь тоже прекрасно понимаю. Более чем. Свои чувства не могу засунуть ни в одну задницу, даже несмотря на то, что моя пассия далеко не пример святости и непорочности. Вытрепать нервы, морально расчленять, плеваться горькими, ядовитыми словами, давить на больное, прострелить обе ноги – это она может. Но все это меркнет, когда я прихожу домой и вижу ее – маленькую, уставшую, но улыбающуюся от мелкой, незначительной радости от моего прихода. Ради таких моментов я готов пожертвовать многим. В том числе и жизнью. – Странно, но за время нашего разговора, понимаю тебя уже не первый раз, – усмехаюсь, вертя между пальцами фильтр сигареты.
Что-то действительно слишком уж похожие взгляды на некоторые вещи у нас с Лаки. Беда сближает? Возможно. Но меня напрягает, что если что-то случится, если так распорядится судьба, эта девушка станет со мной по разные стороны баррикад и даже не задумается. Я могу научить ее всему, что знаю, но нет гарантии, что все эти навыки в будущем не смогут использоваться против меня самого. Прострелить мне башку, перерезать аорту, она сделает это без промедления. И ей будет плевать, что когда-то мы совсем не были врагами. Впрочем, кто не рискует, тот не пьет шампанского, как говорится. В конце концов, по большому счету, я ничего не потеряю, да и никто не мешает мне припрятать пару козырей в рукаве. Так, на всякий случай.
– Раз тебя это устраивает, не вижу повода отказать, – соглашаюсь, на реплику Сойер про полгода. Если не напрягает весьма длительное количество времени, ради бога. Будем оттачивать навыки столько, сколько потребуется. Главное, чтобы не случилось что-то «особенное», как сказала сама Ли. Посмотрим, чем вообще закончится вся эта ерунда с обучением. Загадывать наперед слишком глупо.

Многозначительно цокаю языком на речь Лаки о всех нас, Кельтах. Возможно, она права. Возможно, все мы были подобраны, сшиты корявыми нитками друг с другом именно по принципу своих слабостей. Но позвольте. Жучок, Герцог, моя любимая Белоснежка. Сомневаюсь, что у этих ребят был кто-то, за кого бы они боялись так сильно, что по ночам просыпались в холодном поту, покрепче сжимая пальцами пистолет под подушкой. Кажется, именно эти люди стояли неким особняком, просто делали свое дело и все. Впрочем, они и не были замешаны в чем-то серьезном, не делали чего-то такого, отчего бы никогда не смогли отмыться. Сидеть за компьютером и тыкать на клавиши совсем не то, что стрелять живому человеку в лицо. Наверное, поэтому такие, как Жучок относились к «работе» Кельта совершенно спокойно.
– Не каждый осмелиться бросить вызов Лепрекону и пойти против его воли, Лаки, – шумно выдыхаю, добиваю окурок, швыряю его на гравий. – У каждого свои причины для того, чтобы терпеть его беспредел, – задумчиво произношу, скрещивая руки в замок.
Не думаю, что все пошли к старому маразматику по доброй воле. Из-за отсутствия денег? Смешно, право слово. У каждого из нас было чем заняться. У меня цветочный магазин, у Коннора автосервис. Пусть Джэм и не зашибал огромное количество денег на своей работе, но сунулся во все это дерьмо он совсем не поэтому. Всему руководило что-то свое, но и это что-то упрямо толкало под ирландский поезд. Мы разные, но одному поганому человеку каким-то чудом удалось объединить нас ради своей цели, выгоды, забавы. Гнусно это все. И паскудно.
– Так решительно настроена против отца, – выдыхаю, усмехаюсь и косо посматриваю на Ли. – Когда-нибудь придет время и он пожалеет о всех своих манипуляциях, – хмыкаю, кряхтя и усаживаясь поудобнее на пассажирском сидении. – Ему вернется. Все возвращается. Бумерангом, – какие-то философские беседы начались.
Сойер, Сойер, ты развела на серьезные разговоры, да и, в принципе, на разговоры старого дядюшку Лиса. Похвально, ибо мало кому удается достичь подобного результата. Я немногословен и нелюдим. Мне так проще. Но иногда отчего-то срывает, будто бы с треском ломается плотина и меня несет на «поговорить». Не люблю такие моменты, но когда начинаю понимать, что это даже полезно, затыкаю свою гордость за пояс. Спасибо, Лаки. Ты не только правильно усвоила свой первый урок, но и уважила такую сволочь, как я. Похвально.