Нет ничего ужасней, чем конец ужасного рабочего дня. Особенно, если тебя отправили на работу в субботу. Этот факт меня вообще ни капли не радовал с того самого момента, как мне объявили, что приезжают какие-то супер-важные люди, и никто с ними не сможет поговорить в силу нулевого знания их языка. Поэтому моим долгом было спасти этих неучей от провала на очередной встрече. По-хорошему, можно было бы отправить на работу Еву, но вот незадача она должна была вот-вот родить. И я ждал этого дня, как Рождество. И не только потому, что ждал, когда же появится спиногрыз, которого я уже люблю до слез; но и потому, что хотел избавиться от ига, который на меня наложила жена. Каждый день – очередной круг ада. Когда доходишь до последнего, то снова перекидывает на первый – и все происходит сначала. Например, она говорит принести ей сырую селедку и ведро мороженного, потому что она проголодалась. Окей, ты все это приносишь, а она на тебя орет – ты что, в край долбанулся, я же сказала - принеси шоколадку и семечек. Вдобавок все это сопровождалось вечным необоснованным нытьем или же таким же необоснованным смехом. И так каждый день. Сначала это было даже весело, несмотря на то, что приходилось получать подзатыльники и выслушивать лекции на тему «Ты меня не любишь». Но с каждым днем кошмар увеличивался все больше и больше. И с каждым днем безысходность в моей жизни увеличивалась в геометрической прогрессии.
Домой идти не хотелось, на работе оставаться тоже не самый лучший вариант. Какой кошмар – мне даже некуда пойти. Конечно, можно заглянуть в какую-нибудь забегаловку, но была одна проблема – я оттуда бы никогда не выбрался. Обычно меня вытаскивала Ева из этих богаделен, но сейчас она сама себя еле перетаскивает, и не уходить дальше, чем на 3 метра от холодильника. Да и вообще пора завязывать. От собственной мысли хочется рассмеяться. Петросян от Бога просто.
К счастью, хоть завтрашний день обещал быть веселым. Я, как истинный любитель всякой редкой всячины, умудрился выкупить Талмуд, которому уже по пальцам не сосчитать, сколько тысяч лет. Он лежит у меня дома уже около пяти, может даже и шести лет. Все это время я проверял его на подлинность и ждал подходящего момента, когда книгу можно было сплавить по достойной ее цене. И вот этот день настал. И теперь во мне проснулся жмот, которому жалко отдавать книгу каким-то там евреям, которые завтра соберутся на аукционе. Но желание сколотить состояние из этой книги было выше, чем желание оставить ее у себя. Главное, чтобы завтра на аукционе было много нежадных евреев, что практически нереально для их сущности. Скорее всего, завтра они будут цену не накидывать, а сбавлять.
Плюс ко всему, от книги надо было избавиться, потому что я подозреваю свою женушку в нацистских наклонностях. Одно имя ее и отец-антисемит говорят сами за себя. Не удивлюсь, что если у нас будет сын, она решит его назвать Адольф. И если она найдет ее, то она решит, что я в тайне бегаю в синагогу с этой книжкой и читаю из нее проповеди. Хотя в свете недавних событий, а именно несколько покушений на мою жизнь, есть подозрения, что она уже нашла ее.  Хотя тогда она вряд ли бы оставила книгу в живых. Сожгла бы ее в квартире и устроила пляски вокруг костра, еле передвигаясь на своих двух.
Снова вспомнив про Еву, до меня дошло, что я обещал зайти в магазин и купить ей еды. Наверное, продавщица в магазине, куда я вечно хожу, думает, что я дома держу цыганский табор, потому что я хожу туда каждый день и скупаю все, что только попадается на глаза. Руководствуясь этим принципом, я затариваюсь и сегодня. Теперь можно ползти домой с чистой совестью.
Наконец-таки, еле открыв дверь из-за занятости рук пакетами с едой, я попадаю домой. Ни одного признака жизни в доме нет. Кроме включенного света в каждой комнате. Сначала я не решаюсь ничего сказать – вдруг Ева спит. Этот вариант гораздо лучше, чем выслушивание нытья на тему «ты меня не любишь».  Но только стоило мне взглянуть на пол, так все сразу стало ясно. И все-таки сегодня мне придется выслушать одну из ее од на эту тему. Потому что она ни разу не спала, а сидела на полу и копалась в каком-то ящике. Копалась – это слишком громко сказано. Скорее всего она пыталась дотянуться до коробки, но огромное пузо ей мешало. Тирекс по сравнению с ней нервно курит в сторонке. Интересно, какая на этот раз безумная идея пришла в ее голову?
- Привет, - говорю ей, одновременно с этим кладу пакеты в углу коридора, а затем подхожу к Еве. Гляжу на нее с опаской, боясь, что она что-нибудь сейчас сотворит, и также подхожу. Несмотря на свой страх, а точнее инстинкт самосохранения, сажусь рядом с ней, целую в щеку и спрашиваю, - что на этот раз? – После смотрю на содержимое ящика – там разного рода инструменты, - что-то сломалось? – Делаю я предположение, а сам уже с ужасом предполагаю, чему она могла свернуть голову. ВСЕ ОЧЕНЬ ПЛОХО.

Я БЫЛ БЕЗУМНО СЧАСТЛИВ, ОКАЗАТЬСЯ ДОМА РЯДОМ С МИЛОЙ ЛЮБЯЩЕЙ ЖЕНОЙ. Все прекрасно, не считая того, что у моей любимой любящей жены, по ходу дела, тронулась крыша. Пока что она не признается, какая неведомая сила заставила ее стащить с полки шкафа тяжеленный ящик, но что-то мне подсказывает, что не к добру все это происходит. Чтобы эта мадам хоть когда-нибудь притронулась к отверткам-шурупам? Это просто на грани фантастики. А тут у нее, походу дела, из-за беременности совсем рассудок свалил в далекие ебеня.
И вроде бы все хорошо. Я сижу возле нее. Но что-то мне подсказывает, что я сейчас отхвачу лихих люлей. Но за что? Я же чист и непорочен. Какую гадость в очередной раз вбила себе в голову Ева? Мне даже страшно предполагать. Хотя постойте-ка… я даже и не знаю, что можно предположить в этом случае.
Сижу я возле нее, значит, и уже думаю, куда бы мне бежать. Самое главное, что я в плюсе, так как милая женушка еще сто лет будет вставать с пола из-за своего огромного пуза. Я за то время, что она оторвет свою пятую точку от пола, успею добежать до Аляски.
Когда Ева все-таки начинает говорить, до меня моментально доходит в чем суть ее посиделок в коридоре. Сегодня нас ждут старые песни о главном. Но это уже совсем другая история. В ней снова проснулся ярый антисемит, и она начинает видеть евреев там, где их нет. Наверное, это опять влияние беременности на ее мозг. Если он, конечно, еще остался.
- Говорит, историю в школе учил, - отвечаю я на ее вопрос, и только хотел узнать, какое это имеет отношение к ее посиделкам, как Ева достает гаечный ключ из коробки и начинает бить меня им по плечу. Вот это поворот. Я в момент отодвигаюсь от этой ненормальной и начинаю с нее смеяться.
- Уоууоууоу, палехче. Благодаря этому талмуду ты накупишь себе всякого шмотья и прочего барахла, так что не надо гнать на эту книгу, - начинаю говорить я до сих пор со сбитым дыханием, при этом потирая плечо, которое начало ныть от ударов металла. Вот будет веселуха, если моя же жена переломала мне кости.
- Да не еврей я, - уже в сотый раз во время нашей совместной жизни говорю я, - и ты прекрасно об этом знаешь. Я же и к иудаизму никаким боком не отношусь. Но почему признать этого не хочешь? Или тебе нравится строить из себя арийскую страдалицу? – По большому счету, меня уже все это начинает бесить. Я то ничего против евреев не имею, но все же Ева заколебала вечно проверять его на «еврейность».
- Кстати, - вспомнив про книгу, я спрашиваю у жены, - я надеюсь, ты ничего не сделала с книгой? Мне ведь завтра нести ее на продажу.
Не успеваю закончить говорить, как я уже лечу в комнату, где лежит книга. Под ноги попадает собака, на которую я чуть не наступил на одном из поворотов. Итак, финишная черта с каждой секундой все ближе и ближе.
Наконец-таки, я оказываюсь в спальне, где я и оставлял книгу среди других. В комнате творился полный пиздец. Что за раскопки она тут устраивала? Это навсегда останется тайной покрытой мраком.  К моей радости книга была цела и невредима, лежала себе преспокойно на диване. Я пролистываю ее, проверяя на наличие всех страниц. Вроде бы все на месте. Тогда я отправляю книгу под диван, чтобы Ева не смогла ничего с ней сделать.
Один вопрос – что мне-то теперь с ней делать. Она по-любому караулит меня под дверью с бензопилой «Дружба» и газовой горелкой. Но все это при том условии, если она уже встала с пола. Но это вряд ли, поэтому у меня в запасе еще есть около двух часов. А значит…настало время поиграть в комп. Я врубаю ноут, позабыв про то, что неплохо было бы посмотреть как поживает мое истерзанное гаечным ключом плечо, заваливаюсь на кровать вместе с ним и жду, пока тот соизволит загрузиться.

Как же меня уже задолбала эта жизнь. Нет, я ни в коем случае не думаю о суициде, Еве не дождаться такой благой вести. Я просто устал от того, что она вечно ноет. Почти целый год я пляшу под ее дудку – вожу ее по врачам, кормлю машинным маслом, которое она просто обожает, слушаю истерики о том, как ей тяжело. Если честно, то мне даже стремно представлять каково это – носить в своем животе живое существо.  Это как глисты, но только чуть покруче. И потяжелее. Короче, это полный пиздец. И, тем не менее, даже после заскоков типа ПОЕХАЛИ НА ВОКЗАЛ, Я ХОЧУ ПОГРЫЗТЬ РЕЛЬСЫ, я продолжаю любить эту ненормальную. А она меня нет. В общем, все очень плохо.
А сейчас, несмотря на всю мою любовь, я убежал от этой рыжей бестии. Иначе бы она меня прибила гаечным ключом. Так что пусть пока поваляется на полу в коридоре и осознает свое плохое поведение. И только когда она перебесится, с ней можно будет поговорить. Но этот момент настанет еще не скоро. И все из-за еврейской темы. И почему она так не любит евреев? Чертова антисемитка. А самое интересное – почему это она меня считает евреем? Из-за талмуда? Можно было догадаться, что я ее собрался продавать. Наверное, это снова из-за ее  огромного пуза. Вообще тупо придумала природа – зачем делать из женщин еще больших истеричек, когда они всего лишь растят в себе другого человека? И тут мне внезапно захотелось пойти помочь Еве. А потом я вспомнил, что она убьет меня, и оставил эту затею. Лучше пойду поем.
С грацией слона я подхожу к двери и прислушиваюсь к звукам, которые слышатся за ней. Тишина. Ок. Тихо открываю дверь и как истинный ниндзя вдоль стеночки ползу в сторону кухни, чтобы Ева меня не заметила. И, кажется, мне удалось. По крайней мере, я не слышал диких воплей в свой адрес. Но как только я закрыл дверь кухни, до меня донеслись долгожданные вопли. Я не прислушивался к тому, что она там говорит. Это явно ругательства в мой адрес. Что же еще она может мне сказать?
Я все еще жду ее появления в дверях с бензопилой. Но она продолжает вопить, как будто она рожает. Ладно, пофиг. Я открываю холодильник и достаю кастрюлю с борщом. О да, с капусткой, но не красненький – прям как я люблю. Осталось его погреть, а то есть его холодным это ни разу не круто. Микроволновка сделает свое дело.
А Ева продолжает орать.
Ну, сколько можно? Это всего лишь книжка. И я не еврей на самом деле. Но сколько ей не говори – до Евы это никогда не дойдет. Ей пофиг, что фамилия у меня такая из-за русских корней, и ей плевать, что я, как и она, католик. Надо будет ей об этом напомнить.
Тем временем микроволновка начала орать, что она уже погрела мне еду.  Ура, я не умру с голоду. Крики Евы портят мне аппетит. С тарелкой я иду в спальню, где меня ждет мой комп. Я благополучно дошел до коридора, и тут любопытство взяло верх. Я посмотрел на свою жену.
Тарелка невольно выскользнула из рук.
-О боже, что с тобой? – очень тихо говорю я, не заметив, что тарелка с борщом в разбито-разлитом состоянии валяется на полу. Ева пыталась встать и одновременно с этим орала на меня, а я стоял, как дуб. Что с ней? В нее вселился дьявол? Или черепаха? А нет, ребенок. И, кажется, он хочет выбраться наружу. Ну, в общем, это почти одно и то же.
И это не меняет ситуацию. Я по-прежнему не знаю, что делать. В итоге я снова бегу в спальню. Нет, не для того, чтобы спрятаться. Всего лишь за телефоном. Надо вызвать скорую. Наверное. Хватаю телефон и возвращаюсь в коридор. На собственный страх и риск подхожу к ней и говорю: погоди, пока не рожай, - одновременно с этим набираю номер скорой, - если что, засовывай это обратно. А то придется собирать неведомое существо, как паззл. И ты не умирай только, - слова поддержки просто высший класс. Ну, а что? Что мне еще могло прийти в голову, когда я вижу свою жену, бьющуюся в конвульсиях и всю белую, как полотно. Наконец-таки на другом конце провода я слышу голос. Моя речь была не особо выразительна и состояла только из некоторых слов. В итоге получилось что-то типа «помогите, это чудовище сейчас сожрет ее изнутри». После этого помогаю Левински добраться до ближайшего места, которым стал диван в гостиной, куда она могла бы уложить свою тушу.

Отредактировано Simon Lewinsky (2013-09-21 22:40:12)

Та-та-там. Настало время приключений, а я даже не знаю, что мне делать. Вот, когда показывают подобные сцены в кино, все выглядит совсем по-другому. Женщина, которую можно сравнить разве что с глобусом, не материт тебя трехъэтажными матами, а только тихонько так кричит, когда настает время ее реплики. А в реальности мы получаем бешенную бабень, которая готова убить тебя, если  к ней приблизиться еще хоть на сантиметр. В этот момент мне захотелось развестись и свалить куда-нибудь поближе к побережью с какой-нибудь длинноногой блондинкой, потому что к такому стрессу меня жизнь не готовила. Но в итоге мне приходится находиться в Бостоне рядом с рыжей круглой женщиной, которая даже с вытянутой рукой не может коснуться моего затылка.
На моих глазах скоро свершится исторический момент, который мы еще не один год будем вспоминать, а я веду себя как придурок. А знаете почему? Все потому, что я не представляю, что надо делать в таких ситуациях – когда собственная жена сначала хочет убить тебя, а потом начинает рожать. А еще, как выяснилось, я паникер. И, тем не менее, это не мешает мне сейчас быть  с похер фейсом.
-Да пусть хоть Иисус сюда едет, - отвечаю я на возмущения Левински, - они все равно разбираются в этом в разы лучше меня, - вот так вот я перевел стрелки.
Пока Ева продолжает что-то орать и читать мне нотации, я в очередной раз беру телефон, но только теперь я никуда не собирался звонить. Мне нужно было узнать у самого авторитетного источника, что мне делать. Открываю гугл и забиваю там вопрос «что делать с рожающей женщиной?». Ничего гениальней кроме как везти в больницу я не нашел. Но больница уже сама едет к нам. Зачем куда-то тащиться, когда все можно упростить. Когда до меня дошло, что в телефоне я ничего путного не найду, Ева уже перестала говорить. А я так ничего и не услышал. Переспрашивать было не охото, потому что начнется эпопея на тему «Ты меня не любишь».  Легко догадаться, что она попросила поесть. Или попить. Лучше притащить и того, и другого, лишь бы отстала от меня. Я снова ухожу на кухню. И снова заглядываю в холодильник. Первое, что попадается на глаза – маца. Окей, в самый раз – и не разольешь, и греть не надо. Тут появился другой вопрос – а что ей можно пить? Пусть будет сок. Наливаю его в стакан и иду обратно в гостиную. Надеюсь, она еще не сидит на диване с готовым ребенком.  Для меня это будет слишком большим ударом.
Нет, она все еще 2 в 1. Я ставлю  стакан и тарелку на табуретку и ставлю рядом с диваном. А затем снова скрываюсь. На этот раз я шел в спальню, где меня уже заждался ноут. Я взял его с собой и потащил в гостиную к Еве.
- Хочешь поиграть? – говорю ей так, словно из нее сейчас не вылезет маленькое чудовище. Я стараюсь об этом поменьше думать. От одной мысли мне становится плохо. А если я увижу это вживую, так вообще в обморок упаду. И потом моя психика не будет подлежать восстановлению. Не долго думая, включаю ГТА. Я же знаю, как моя женушка любит давить шлюх, представляя, что это все мои знакомые. А еще она ездит по всем правилам дорожного движения. А когда за ней все-таки гонятся менты, она сразу сдается, надеясь, что тут можно состроить красивые глаза, и ее отпустят. А потом удивляется – почему это они такие злые. Приходится потом объяснять, что жизнь слишком сурова для того, чтобы она ее поняла. На какое-то время это утешает Еву, а потом все по-новой.
Оставив Еву наедине с едой и компом, я снова исчезаю, чтобы убрать срач, который я развел на полу в коридоре. Скоро я превращусь в чистоплюя и буду гоняться за каждой пылинкой. Эх, где времена моей молодости, когда я не знал, что такое «помыть посуду», «застелить кровать», «постирать»? Все, конец им. Учитывая, что скоро я стану отцом. Пойду включу грустную музыку и поплачу.

А страсти, тем временем, накалялись. Точнее они начнут накаляться несколько позже от этого момента. Пока что я собираю осколки с пола, которые плавали в луже борща. Страстей не особо, но руки у меня тряслись так, как будто я пил неделю, не просыхая. Кстати о выпивке – это не плохая идея. Возможно, немного алкоголя поставят мой разбушевавшийся мозг на место. А, возможно, сделает только хуже. Хорошо, что Ева пока не орет. Может, она уже передумала рожать? Было бы очень неплохо об этом узнать. Если она сейчас так орет, то что же будет, когда она реально начнет рожать. Меня снова передернуло от этой мысли, и я решил, что убирать борщ с пола гораздо приятнее, чем представлять, как Ева будет рожать. А ведь мне к этому надо готовиться морально. Вряд ли она будет настолько дерзкой, что не завопит: «Саймон, пошли со мной, мне одной страшно». Я не смогу бросить ее, хоть и сам буду бояться больше, чем она. Хотя страдать придется ей. Но на то она и женщина, а для меня такие ужасы могут стать переломными в моей неокрепшей детской психике. Постойте-ка, мне же скоро тридцать. О мой бог, как я стар. А вылезающее создание из моей жены еще раз тому подтверждение.
На полу в коридоре нет и следа от того, что здесь побывала тарелка с едой. Я прислушиваюсь к тому, что происходит в комнате, где находится Ева. Тишина. Надеюсь, она еще не померла. А я, все-таки пользуясь случаем, решил выпить для храбрости. Сейчас мне не до всяких буржуйских виски и коньяков. Только водяра, только хардкор. Мне бы еще граненый стакан, и картина была бы идеальна. В конце концом, мне можно так себя вести. Я таки нахожу граненый стакан. Один вопрос – откуда он взялся у нас на кухне? Но это уже другая историю, которую нет времени объяснять.
После второго стакана я слышу очередные вопли Евы. И они уже не истерического типа. Уж кто-кто, а я все виды ее истерик знаю.  Но такой мне еще слышать не приходилось. После третьего стакана, который я выпил, не закусывая, во мне появилось столько храбрости и безудержного желания спасать людей, что я вихрем понесся к Еве. Со стороны это было похоже на то, как ходит алкаш из соседнего подъезда. Ну, может, все не настолько печально, но все же.
- Что случилось? – спрашиваю я, появившись в дверях гостиной. Но вид жены отвечал сам за себя. А крики о помощи еще больше усиливали представление о том, что настал пиздец.
-Я не знаю, как его успокоить, - полная безысходность на моем лице и в голосе, - но я тебя спасу. Только не умирай. И не рожай.
Лихорадочно пытаюсь сообразить, где ключи от машины, где документы, где вообще мы и кто я есть на самом деле. Скорой нам явно не дождаться. А я не хочу самостоятельно принимать роды. Я, конечно, люблю рисковать, но не до такой степени. А время уже на исходе. Минутка философии подошла к концу с очередным негодованием Левински.  В момент все вещи были собраны, и мы могли со спокойной душой ехать в больницу. И тут я возрадовался тому, что у меня жена метр с кепкой. Беременность ее не раздула до размера носорога или слона. По хорошему, ее можно было уложить в чемодан и так довезти, но это было бы слишком не гуманно по отношению к рожающей женщине, поэтому отнести ее на руках до машины – лучший вариант из всех. Именно так я и поступил. В глазах все плыло от того, что я успел немножко так нажраться, но я все же был в адекватном состоянии. И даже в таком состоянии я смогу отвезти Левински в больницу. Благо, она здесь недалеко.

Преодолев все светофоры, перекрестки и пробки, мы в итоге оказались на парковке больницы. Я выхожу из машины и осматриваю местность, соображая, куда сейчас нам идти. Тут на глаза мне попадается какой-то коварный незнакомец с инвалидной коляской. Я оказываюсь коварнее его и выпрашиваю коляску, объясняя ситуацию. Он, ясное дело, не горел желанием мне ее отдавать. Тогда я просто забрал ее и убежал с радостным криком ЛООЛ ЛОООХ. У нас уже есть транспорт. Осталось прибыть в пункт назначение, заполнить тонны бумажек. А потом вся инициатива переходит к Еве, так как тогда наступает момент, когда она должна родить.
Ну а пока я пересаживаю ее в инвалидную коляску. Шумахер мод он, и мы на высокой скорости пересекаем финишную черту в виде дверей больницы. Найдя первого встречного врача, я сразу спрашиваю у него, куда надо идти. О да, сейчас начнется великое хождение по очередям и кабинетам.
Но нам повезло. Как только я сказал, что у нас проблемы и этой дамочке в кресле надо родить, ее сразу же забрали у меня и повезли в неизвестном направлении, а мне сказали заполнять дофига бумаг. Я, как истинный грамотей, переписывал их несколько раз, делая даже в имени жены по несколько ошибок. В конце концов, мне удалось все заполнить, и меня отпустили. Тогда до меня дошло, что в голове у меня ужасный шум. Мне нужно куда-нибудь сесть, а еще лучше прилечь. Правда, сейчас я не могу позволить себе такой роскоши. Поэтому мне ничего не остается делать кроме того, как страдать.