Идти на поминальную трапезу после похорон незнакомого парня — это обычное дело для Дюка. Он нередко становился гостем на после похоронных банкетах. На них обычно неплохо так кормят и, конечно, — конечно! — поят. Ради этого и стоило ходить на всякие унылые мероприятия. Правда, Слэйд чаще все же бывал на поминках своих приятелей и временных друзей, которые мрут, как мухи, — то ли из-за того, что с алкоголем переборщили, то ли из-за наркоты, то ли из-за курения, то ли их просто какой-то мудила в углу прибил. Причины разные, но есть неизменное — выпивка. Сам Дюк не знал, зачем столько выпивки в последнее время на поминальных трапезах. Наверно, хотят развеселить убитых горем гостей, но обычно тем не до того — они либо погружены в собственные мысли, либо говорят с другими людьми об умерших. А Дюк что делает в это время? А он пьет. Пьет и не просыхает. Ну, бывает и такое. Конечно, его частенько вышвыривают за это — а ведь он с таким трудом нагревал стул и собирал по всему залу бухло; это же нереальный труд! Естественно, ему обидно. Но он не унывает — в мире ещё семь миллиардов людей! Каждый день умирает сотня, а то и тысяча! Сколько похорон! Сколько выпивки! Но, конечно, на похороны некоторых личностей он никогда не попадет. Признаться, не только выпивка радовала Дюка на поминках. Люди. Скорбящие люди. Обычно они с печальными лицами стоят и молчат, о чем-то думая. Слэйд в это время может говорить им что угодно. А он любит говорить. И те будто бы не замечают, какую ахинею несет этот мужчина — а они обычно действительно не замечают, ибо погружены в свои мысли и все такое. Несомненно, это огромный плюс похорон.
И вот теперь, он снова готов идти в ресторан, где будет проходить после похоронная трапеза. Слэйд ждал своего приятеле-друга Хитклиффа, с которым общается довольно-таки долго. Именно он пригласил его сюда, хотя, на самом деле, мужчина не имеет никакого отношения к тому, кого сегодня похоронили.  Маквей — какое-то имеет. Дюк — нет. Он вообще мало к кому имеет какое-то отношение, но это мелочи жизни. Для него быть приглашенным на чужие поминки — обычное дело. Всякое бывает в жизни. А вот показался и сам — в мыслях Слэйд почему-то случайно назвал Хитклиффа виновником торжества — друг Дюка, то бишь тот, кто его сюда и пригласил. Он пожал ему руку и поплелся за ним в помещение. На самом деле, Дюк уже был хмельной, только об этом никто не знал — и не должен был знать! Ну и вот, уселся Слэйд на высокий стул и устремил свой взгляд на пустые стопки. А где же выпивка? Глазами он нашел какую-то бутылку. «Беспризорная», — решил он и прибрал её к рукам. Налив себе и Маквею, он залпом выпил содержимое стопки. Это оказался виски, причем неплохой. Затем Дюк заговорил:

— Да, давно мы с тобой не виделись! Столько всего произошло. Могу рассказать, если хочешь. К слову, помнишь Бреда, этого ебучего сукина сына, который спиздил у матушки Роба кольцо? Так он тоже помер. Не так давно его нашли где-то на хуево-кукуево — далеко отсюда, в общем. Он был весь обколот — ну, ясное дело, он же наркоман. По этой причине эти сраные ублюдки — копы — решили, что тот сдох от передоза, поэтому не стали никакого уголовного дела заводить и так далее. Но потом, когда медикам отдали на руки Бреда, они выяснили, что сдох он вовсе не из-за того, что на игле сидел, все дело было в том, что его кто-то отравил, причем до этого ещё выебал в жопу. Я точно не знаю, делал ли он последнее по доброй воле — если да, то тогда я этого пидораса знать не знаю и раз, что он умер, — но известно, что произошла эта поебень незадолго до смерти — ну, по крайней мере, так сказали медики. Возможно, это пиздеж, но какой смысл им лгать? Ну, в общем, некоторые потребовали завести уголовное дело после этого, но выблядки эти не сделали этого. Да им вообще насрать на нас, они считают нас отбросами! Думают, что если люди пьют и колются, то сразу их не стоит во что-то ставить. Ублюдки сраные… Нет, я, конечно, понимаю, что мы отбросы и все такое, но разве не нужно искать больших отбросов — тех, кто убивает таких, как мы, да ещё и трахает в жопу? Это блядство какое-то…

Слэйд закончил свой трагичный рассказ о Бреде-ебучем-сукином-сыне-который-спиздил-у-матушки-Роба-кольцо. Тут он вздрогнул, будто бы что-то вспомнил. Он налил себе ещё одну стопочку и выпил виски залпом.

— А, что ты там говорил о каком-то там Фунгпонгхуе? Что вообще за имя? Ебанутое какое-то. Я б сразу вскрылся, если бы у меня такое имя было.

— Возможно, это и были некрофилы-пидорасы. Я даже не сомневаюсь, что такие есть. Однако я думаю, что о них бы ты хоть что-нибудь слышал. Ты ж работаешь гробовщиком, наверняка какие-нибудь отморзки, которым ты оказываешь услуги, выносили бы тебе мозг «некрофилами-пидорасами». Они б реально боялись, что их покойного дядю может выебать какой-нибудь дебил! Я бы сам не захотел, чтобы такая поебень со мной приключилась, даже после смерти. Да и вообще, даже если это сделали некрофилы-пидорасы, их все равно должны найти. Это больные на голову люди, которым нельзя ходить по Америке. Их болезнь начнет прогрессировать, и они начнут жрать белок и обмазываться дерьмом перед детьми, как это было с моим дядюшкой Эрном. И потом они решат устроить туалетную революцию или какую-нибудь другую революцию. Тогда стране пизда, ты же понимаешь. Я удивлен, что таких выблядков ещё земля наша носит.

Дюк многозначительно взял бутылку виски — к черту стопки! — и принялся пить из горлышка, слушая параллельно Хитклиффа.

— Нет, я уже решил, что представлюсь его другом. Рассказать о том, как познакомились, здесь точно не попросят. Не принято ведь. Стоп. Так это ещё и китаец? Охуеть можно. Китайцы так не похожи на нас, белых, но их похороны и после похоронные трапезы так похожи на наши. Никаких отличий. Заставляет, блядь, задуматься.

После этих слов Дюк решил, что нужно сделать передышку. Он достал из кармана пачку плохеньких сигарет, которые курил раз или два в месяц. Не особо любил он тупо сидеть и курить, но после виски покурить — это святое. Мужчина, конечно, не собирался изменять своим принципам, поэтому закурил. К нему подошел какой-то низкорослый дядечка, который щурил глаза — или у него они просто были очень узкими; в этом Слэйд разбирался так же, как и в косметике, то бишь вообще не разбирался. Он попросил его «не курить». Дюк подумал. Подумал, подумал… Нет, если он сейчас пошлет этого дядечку на хуй, то, конечно, его выкинут из заведения. С другой стороны, какого хуя он должен слушать какого-то недоебанного китайца, который, судя по всему, несколько тысяч раз ударился рожей об бордюр, ибо, глядя на него, у Слэйда создавалось именно такое впечатление. Нет, ладно, он пойдет на уступки и потушил сигарету. Все-таки Дюк интеллигент. Среди алкашей, но все-таки. Он вернулся к разговору с Хитклиффом.

— … полиция? Ты думаешь, что это полиция? — Дюк был явно удивлен предположением своего друга. — Блядь, да ты реально гений! Я как-то даже сам не додумался. Ебать, да я наивен как младенец. Черт, вот эти блядо-копы провели нас. Вот козлы, а! Я, конечно, думал, что они волки позорные и последние сволочи на земле, но, блядь, я надеялся на лучшее! Как и любой другой человек, я думал, что они не могут быть прямо совсем мразями, я верил в лучшие их стороны! Но, черт, реально, какие могут быть хорошие стороны у блядских полицейских? Эти пидрилы даже слов не знают таких, как «честь», «благородство», «доброта», «отзывчивость», «честность» и прочее. — Слэйд тяжело вздохнул. — Это всего лишь предложение, конечно, но слишком вероятное… В этих хуесосах нет ничего святого, в этом я убедился ещё давно, но это не значит, что они последние изверги и мрази. Хотя все вполне возможно, все так невероятно возможно, что можно уже считать это правдой. И вообще… — Дюк присосался к бутылке виски. После мероприятия покурит. — Куда мы катимся? Куда катится этот гребанный мир? Почему люди начинают ебать тех, кто уже давно не с нами? Какого черта полицейские лишь делают вид, что защищают нас, а на самом деле убивают в подворотнях? Вся эта хуйня, разве она была прежде? Разве всегда так было? Помню, в детстве котенок одной девчонки застрял на дереве. Мимо проходил полицейский. Девочка попросила его снять котенка. И он снял. Он полез на дерево и снял котенка. Разодрал свою форму, но снял. И улыбался девочке, говоря, что все в порядке. А буквально вчера я сидел в парке, и картина была примерно та же: кот девочки забрался на дерево, и она не могла его достать. Мимо проходил полицейский. Девочка попросила его снять кота, а он сказал: «иди к чертям собачьим, это не моя работа». И он пошел дальше. Почему среди полицейских появилось столько свиней? Могли бы получше выбирать. Теперь только говноеды теперь среди копов.

Кажется, Дюку сегодня больше пить не стоит.

Слушая краткие фразы Хитклиффа — и как он может быть так немногословен? — и многозначительно поглядывая на бармена (вроде бы это был бармен), Дюк допивал бутылку виски. Вот он допил. И ничего не осталось. Он глянул на мужчину, который, по всей видимости, был барменом. И сказал, что нужно повторить. И надо же, он, как истинный бармен, ПОВТОРИЛ. Ну, то бишь дал ещё одну бутылку виски. Насколько знал Слэйд, выпивка бесплатная. Просто рай. Открыв бутылку, он опять посмотрел многозначительно на бармена. Тот понял без слов — надо принести два стакана со льдом. Когда понятливый мужчина принес их, Дюк наполнил стаканы виски. Один он пододвинул к Маквею, а другой забрал себе. «Все-таки похороны — это чертовски здорово, как ни крути», — подумал Слэйд. И это было в какой-то мере верной мыслью. Он опустошил свой стакан в считанные минуты и наполнил его заново, параллельно продолжая слушать своего друга. И, конечно, он совершенно не замечал безэмоциональности в его словах — то ли будучи хмельным сложно нечто подобное воспринимать, то ли Дюк этого никогда не замечал. Во всяком случае, это совершенно не важно, эмоциональности в словах Слэйда хватит на двоих.

— Не такая уж и печальная история, бывали и похуже. К слову, я слышал, что потом этот кот сам слез с дерева. Ну как слез? Упал. Замертво. Его труп до сих пор лежит в парке. Можем сходить посмотреть, если не веришь мне. Его, правда, уже оккупировали опарыши — жуткое зрелище, я тебе говорю. Я, кстати, как-то оставил надломленное вареное яйцо на столе, так через неделю там завелись опарыши. Они ведь и едят труп после погребения, да? Ты должен знать, я-то совершенно ничего не знаю о том, как проводят свои дни трупы. Но, по-моему, там должны быть опарыши… Но, честно говоря, я до сих пор не могу понять, почему именно личинки мясных мух начинают пожирать тела мертвых животных и птиц — я это неоднократно видел и до сих пор не могу этого понять. Это определенно были опарыши, вот только размеры различаются. К примеру, опарыши, которые жили в яйце, были меньше раза в два тех, что пожирали голубя на одной автобусной остановке. Фух, такая противная тема. — Дюк поморщился. — Зря я её начал. Теперь даже пить виски противно. — Он тут же опустошил свой стакан. — Ан нет, все «пьется». Да неплохо «пьется»… А насчет расширения бизнеса — это правильно. Это я понимаю. Думаю, тогда и клиентов прибавится. Много же таких ебанутых людей, которые хотят, чтобы хоронили по особым традициям, но тут нужно быть охуенно осторожным — они же к каждой мелочи придраться могут. К примеру, у этих буддистов или как их там на похоронах в особой последовательности надо какую-то поебень зажигать, травой что-то делать и так далее… А ты можешь положить не ту траву — там ладан замешан, насколько я знаю. Они же с тебя потом шкуру сдерут. Такие ублюдки есть среди них. А потом они ещё и в суд попадут, вот пиздец будет!

Слэйд налил себе ещё виски. От выпивки у него уже язык порой заплетался, но суть своих мыслей он все-таки мог передавать. Хотя, конечно, речь его стала немного… пьяной — такой, какая обычно бывает у людей под градусом. Подошел какой-то мужик. У него был грозный вид. Дюк сразу и не сообразил, что этому типу надо. Мужик забасил:
— Это место не для пьянок. Тут люди скорбят.
— Выпивка не мешает скорби, — многозначительно заявил Слэйд.
— Мешает, — утверждал мужик.
— Кому?
— Мне, — сказал грозный мужик, его лицо покраснело от злости.
— Каким образом? — удивился Дюк.
— Слышь, ты что, самый умный, что ли? Ты вообще зачем сюда пришел, а? Пить, да? ТЫ ХОТЬ ЗНАЕШЬ, КТО УМЕР? КЕМ ОН ТЕБЕ ПРИХОДИЛСЯ, А?!
— Да не вопи ты так, — попытался успокоить его Дюк, но это было тщетно. Кажется, придется назвать его имя. Но, черт, как его зовут?!  Слэйд не помнил точного имени. В диалоге с Хитклиффом оно постоянно менялось. Дюк решил не испытывать судьбу и не стал называть его имени. — Я скорблю по-своему. Видишь ли, этот легендарный человек был моим старым другом. И только теперь я жалею о том, что общался с ним не так уж и часто в силу своей занятости.

Мужик, кажется, был туп, как пробка, поэтому проглотил наживку, но не отстал. Он сел рядом с Хитклиффом. Кажется, он и в нем сомневался. Вот же ублюдок.

Отредактировано Duke Slade (2013-11-06 15:03:28)

Мужик поступил правильно — он ушел. Правда, что-то подсказывало Дюку, что он скоро вернется, да и к тому же с одним из тех, кто заказывал похороны у Хита… Но да ладно, мужчина был уже поддатый, его мало волновали какие-то мелочи, связанные с незнакомцами. Зато в голову Слэйда лезли различные безумные идеи. К примеру, у него появилось желание при всех отделать одну прекрасную юную леди, облаченную во все черное. И также ему хотелось расшевелить это заведение — ибо чего все такие хмурые? Как будто бы кто-то умер! Ах да, ведь кто-то умер… Если ему не изменяла память, то это был какой-то чувак с фамилией — или именем — на «В». Продолжения, если честно, он не помнил. Но это его не особо волновало. Дюк взял свою бутылку виски и с многозначительным видом допил остатки. Затем он попросил у бармена ещё бутылку. Безумные мысли продолжали лезть в его пьяную и горячую голову. Он осмотрел помещение и заметил, что, кроме Хита и его самого, пьет только один человек. Дюк был убежден, что это не дело, поэтому взял бутылку виски и подошел к одному лысому мужику с бронзовой бородой и лиловым лицом и сказал:

— Хей! Чего такой хмурый сидишь? Выпей хотя бы немного. — Слэйд открыл бутылку и любезно налил в его стакан с томатным соком виски. Все полилось через край. На полу появилась небольшая лужа коктейля виски + томатный сок. Однако он как будто бы не замечал такой мелочи и продолжал лить. — Пей до дна, пей до дна, пей до дна! И бери от жизни ВСЁ!

Лысый возмутился и начал что-то говорить с грозным видом Дюку, но тот его не слушал. Он направился к скучающей парочке и начал рассказывать им анекдот про белку и хуй. Честно говоря, он уже практически не соображал, что делает. Потому что так было ВСЕГДА. Он был уже немного пьяным, когда пришел сюда, а сейчас его начало нести по-настоящему. Возможно, по этой причине он редко пил виски — от него он пьянел слишком быстро. Невозможно было толком-то словить кайф!... Парочка не одобрила анекдот, поэтому Слэйд плюнул на них — в прямом смысле этого слова — и направился обратно к Хитклиффу. Он наверняка уже заскучал.

— Я вернулся! Чего-то все такие хмурые, а аж гиппопотамы по коже бегают! — воскликнул Дюк. Ему почему-то казалось, что слово «hippopotamus» очень похоже на «horripilation», поэтому по чистой случайности перепутал их, даже не заметив. — Я ХОЧУ МУЗЫКИ! МУЗЫКУ МНЕ!

Слэйд уже кричал бармену, чтобы тот включил музыку, однако бармен лишь разводил руками, за что мужчина покрыл его трехэтажным матом. Бармен куда-то ускакал, а к Дюку в это время подошел какой-то странный тип и начал что-то говорить про «меру», «приличие» и прочую хуйню, которая совершенно не волновала Слэйда. Даже когда он был в трезвом состоянии — ха! Дюк и в трезвом состоянии! — он не задумывался о такой поебени. Мужчина не хотел жить по таким глупым правилам, которые придумали какие-то безмозглые люди, о которых он даже не знает. Если бы эти «правила приличия» и прочая ахинея действительно были достойны внимания, то, возможно, он задумался бы о них, а так — нет.

— Раз музыки нет, то я создам её сам! When I was just a baby, my mama told me: "Son, always be a good boy, don't ever play with guns". But I shot a man in Reno, just to watch him die... — запел Слэйд. Он любил песни Джонни Кэша. Джонни — старый черт — знал, о чем надо петь! — Хит, пошли танцевать!