Когда кто-нибудь попадает под машину, это считается трагедией. Когда неумелый, ужасный и абсолютно бестактный водитель врезается в несчастную старушку, в маленького мальчика или в девушку с букетом. Когда машина по случайной случайности влетает, в ничего не подозревающего, стоящего по середине дороги, пешехода и размазывает его теплый и мокрый внутренний мир. Это так грустно. Однако такие дороги никто не закрывает из за чьих то смертей. Ведь закрыть дорогу это еще большая трагедия. Мы можем свободно ездить по дорогам где лежали сотни тел, проезжать мимо кишок и мозгов, мимо сломанных костей, мимо плачущих старушек,мальчиков и девушек с букетами. Переезжать колесами чью то последнюю минуту. Это так печально.
Я уже четыре месяца пытаюсь избежать того парня, которым стал. Я не перевел ни строчки. Я не исправил этот мир к лучшему. Я только продавал статуэтки полинезийских слоников и еще какую-то дрянь. Потом я внушил себе, что больше никогда не займусь сексом. Потом, кажется, пытался отрезать себе ухо. Написал рассказ в 30 строчек и пафосно поджог его на камеру, а потом так же пафосно удалил это видео. Однако, этот парень все равно ехидно улыбался в отражении и показывал мне средний палец, как бы намекая на то, что он сильнее меня. А я дерьмо размазанное по асфальту. Интересно, в честь меня когда-нибудь закроют дорогу? Или хотя бы откроют палатку благотворительных обедов для бездомных. Пробка держалась уже сорок минут. От скуки я стал разглядывать водителей. Серые люди в серых машинах едут по серым дорогам в серое здание, чтобы делать что-нибудь черно-белое. На очередной попытке потока сдвинуться с места, я вырулил к тротуару. Я ехал в БаскинРобинс, но вырулил возле дешевой харчевни. Это девиз моей жизни. Машина, притормаживая, издала внутренний глухой стук, а потом остановилась. Я вышел из нее, каблуком захлопнул дверь колымаги и кутаясь в длинный свитер, зашел в кафе. Тут пахло моим детством. Мамочка любила жарить что-то подобное. Атмосфера здесь была отвратительная - воняло жаренным луком, растворимым кофе, чем то подгоревшим и сигаретным дымом. Последнее я ненавидел больше всего. Хохот с дальних столиков, кашель и хриплые разговоры. Я плюхнулся за свободный столик и бросил ключи от машины на стол. Пока я ждал официантку, я успел разглядеть сидящих здесь "гостей" банкета. Как ни странно, эти бездомные не вызывали у меня отвращения.Наверное, в прошлой жизни, я был одним из них. Ко мне подошла официантка и предложила меню. Вообще, мне кажется, официанты это лицо заведения. И лицо этого заведения было не самым дружелюбным, хоть и давило улыбку.
- Кофе.
Я протянул карту, глядя в окно, но после долгой паузы мне пришлось повернуться  к ней снова- на лице женщины читался ступор. Я цокнул языком, достал смятую бумажную купюру и положил в ее пухлую руку.
- Может хотите наши фирменные гренки?
- Кофе, и все. - передразнив ее акцент, я снова отвернулся к окну. Меня злила эта погода, эта официантка, эта пробка, эти люди, что смеялись. Что смешного? Над чем вообще можно смеяться, живя в этом городе? Сидя в этой, Богом забытой, харчевне? Здесь нужно либо молчать, либо плакать. Кофе был отвратительным, без сахара и ложечки. Мне было холодно, здесь пахло жизнью верующих в Бога и надеющихся на лучшее. Я сделал пару глотков и поморщился. Гадость. На столешнице были вырезаны члены и надписи. Члены и надписи - вот что найдут ученые в 3000-ном году. Настольная живопись, европопитеки, будет гласить в учебниках школьников тех лет. Члены и надписи, искусство современного человека. Самовыражение. Я только что заметил, что на другом конце, в углу сидел человек. Раздражение вспыхнуло с еще большей силой. Либо он подсел незаметно, что означало его бестактность, либо он сидел здесь все это время, что означало что бестактный я. Но он хотя бы не был как эти, сидящие здесь. Эдакий святой среди падали. Он выглядел более менее чистым, хотя бы так. А это говорило о том, что он оказался здесь, наверное, так же как и я - случайно. Я через силу глотнул еще кофе и откинулся на спинку стула. Эта красная машина, выделяющаяся из пробки стояла на месте уже с десять минут. Наверное, водителю есть над чем подумать. Человек, сидящий со мной за столиком ковырял яичницу вилкой. Медленно, сосредоточенно, тыкал в растекающиеся желтки, размазывал их по недожаренному белку, топил в нем петрушку. Скрежет вилки по тарелке ебал мой мозг. Цоканье стакана делало тоже самое. Я отпил еще кофе и повернулся в его сторону.
- Может хватит уже? Просто сожри это, пожалуйста.
Человек поднял на меня глаза. И оказалось, что это был вовсе не человек, это был парниша, примерно моего возраста. Почему он ел яичницу именно в этом шлачном месте для меня было загадкой. Я внезапно простил ему все мерзости и эту гадкую зажаренную массу нерожденного цыпленка. Захотелось предложить ему выпить, однако у меня был только кофе, а здесь, крепче него, наверное ничего и не было. Что-то такое гадкое вдруг потянуло внутри. Я отхлебнул пойла и молча отвернулся.

Я посмотрел на мужика, который сидел за соседним столиком. Он держал голову рукой и курил, выдыхая дым, огромными
клубами. На столе лежала книжка, моя книжка. Это я ее перевел. Это же мой, мать твою, художественный перевод превосходного немецкого произведения. Его читал бездомный, в желтой рабочей куртке. Это гениальное произведение вещало о том, как девушка из нищей стала танцовщицей в барделе, а затем популярной телеведущей. Кажется, ее звали Джессика или Моника. Я уже не помню. Нет ничего хуже, чем увидеть свой труд в руках у подобного. Ты можешь быть бесконечно талантливым, но все равно все будут помнить, что твои первые публикации продавали за доллар в лавке "Все за доллар". Другое дело, отношения, построенные на луже грязи. Это так увлекательно и опасно встретить кого нибудь для перепихона, в такой столовке. Наверное, такие отношения, угрожающие триппером, несущие с собой что-то неадекватное и пахнущее мочей, мусорниками и дешевой похлебкой, будут яркими и запоминающимися. Ну, конечно же, если это перепихон не с бездомным, а с каким-нибудь молодым и наивным волонтером, в этой их, дурацкой синей кепке и с платком на шее. Малец за столом вывел меня из раздумий. Я даже не знал, отчего мне стало так вдруг неспокойно, рядом с ним. Я посматривал на него, не понимая что с ним не так. Кофе уже не лез, совсем. Заказывать что-то еще не было никакого желания, потому как пищевое отравление это не шутки. Я маялся с кофейными остатками, смотрел в окно, листал меню в телефоне. Члены и надписи, горечь во рту от кофе и мерзкий запах от стойки. Только я раскрыл рот, чтобы, наверное, как-нибудь, смягчить ситуацию, но он перебил меня.
- Сегодня я проснулся от того, что на моём хуе что-то вертится. Отгадай, что это было.
Это он мне? В таком тоне? Последний раз со мной так разговаривал мой бывший босс, которого я засудил за домогательства и который обеспечил мне поездку на остров Хайман. Этот старый кретин хотел чтобы я отсосал ему и присунул в его опухшую волосатую задницу. Невыносимая наглость.
- Я уверен, это была твоя мамаша. - процедил я, отодвигаясь от стола. Я уже было хотел встать, чтобы отправиться из этого отвратительного места, как на мой свитер брызнул кофе с какой-то кашей, как будто на меня наблевал воздух. Все таки
обедать здесь - дурацкая идея. Сразу, при входе,тебе вручают бумажный пакет с твоим номером и со списком дерьма, внутри, которое тут с тобой произойдет. Официантка подошла к нам с блокнотом и начала предлагать что-то снова.
- Может, хотите лепешки с ореховой пастой? У нас есть антистрессовый чай.
Этот парень вытирает мой свитер салфеткой, официантка что-то пишет и говорит нам.
- Может быть овсяный суп с горошком?
Мужик за столиком выдыхает последнюю порцию никотина и тушит окурок в середину моей книги. Парень берет еще одну салфетку. Его смех меня раздражает.
- Сандвичи с индейкой, всего за 40 центов., - она пишет что-то и говорит: - Жаренный брокколи в сметанном соусе.
Парень смеется мне прямо в лицо. Он трет мой свитер, втирает в него яичницу и кофе. Мужик за столиком вырывает прожженную страницу и комкает ее в кулаке. Этот парень, он похож на меня. Он, мать твою, мой близнец или клон или чья-то странная шутка. Я не понимаю что происходит, может я уснул в пробке? Я хватаю его за толстовку и вытаскиваю на улицу. Это все чья-то идиотская шутка. Меня разыграли. Та-дам.
- Что здесь, блядь, происходит? - спрашиваю его лицо, вбивая его в стенку. - Ты испортил мой свитер.
Официантка выходит след а нами с длинным чеком. Она озвучивает стоимость лепешек с пастой, антистрессовый чай и овсяный суп. Она посчитала еще и сандвичи с индейкой.
- Ты должен оплатить химчистку.
Я трясу его, ударяя об стену. Он как я, только не такой как в отражении. В отражении на меня смотрит чувак с ехидной усмешкой, а этот больше похож на меня, еще не потерявшего девственность. Он я, только еще никогда не отсасывающий боссу.
Официантка тыкает меня в плечо и интересуется, собираюсь ли я оплачивать заказы. Я хватаю парня и затаскиваю его в машину. Дорога совершенно пустая, здесь нет и не было пробки. Колымага трогается с места. Официантка выбрасывает чеки и пинает стенку.

Моя однокурсница, Мэри Тёрнер, говорила что у каждого из нас, как минимум две жизни. У каждого живущего здесь, есть две разные личности. Она умерла четыре года назад, кажется у нее было что-то с прямой кишкой или с сердцем. Однако, после похорон, я часто встречал ее где-нибудь в толпе и она наотрез отказывалась меня узнавать. Один раз даже позвала полицию. Вообще она должна была банку около 50ти тысяч, возможно ее душа осталась здесь, ощущая не законченные дела. А может и нет.
Еще одна моя знакомая так долго смотрела в зеркало, что скоро ее отражение начало угрожать ей, что сдаст в полицию за укрытие налогов. На моих похоронах кто-нибудь и толпы обязательно расскажет и мою историю: в моей смерти был виновен второй я. Хотя, это не оригинальное заявление, думаю в местных клиниках города меня поддержали бы сотни, с похожими симптомами. Наверное, такое должно случиться с каждым, это эдакий залог того, что твоя жизнь полна и от переполненности способна на раздвоение. Эти мысли мелькали в моей голове, как раз в то время, пока этот гаденыш меня душил и возможно причиной была нехватка кислорода. Нужно испробовать такой метод для написания новой работы. Я что-то прохрипел ему по поводу некормленого пса и про то, что на моем счету в банке лежит три миллиона. Мой голос начал садиться, перед глазами поплыли круги, а уши и голову наполнил громкий звон. Как будто он засунул ее в задницу. Или в автоклав. Я больше не хотел сопротивляться, удушье начало доставлять мне удовольствие, какое-то бессознательное вакуумное пространство окутало мой мозг. Уже не хотелось судорожно вдохнуть. В голове заиграла мамина колыбельная, прерываемая затяжками сигаретой.
А потом я снова смог вдохнуть. Едва различимое, теряющееся в мутном тяжелом воздухе лицо, с гадкой улыбкой маньяка-убийцы опустилось и я едва ощутил поцелуй. Вообще я прибывал сейчас в состоянии новорожденного овоща, звон все еще стоял в моей голове. Как ни странно, я чувствовал какое-то мазохистское удовольствие. Последний раз меня целовал Омар аш-Ширифа на банкете в честь благотворительности, три месяца назад. Это был какой-то консул или что-то вроде того. Он ходил со своим бесконечным шампанским, заигрывал с дамами, вальяжно прохаживал по залу и теребил разноцветный, безвкусный галстук. Меня он перепутал с одной из приглашенных гувернанток, а когда его жирные пальцы протиснулись мне в трусы, он вдруг сделался неизменным натуралом и оплатил мне ремонт машины, за молчание. Странно, но на тот момент у меня была борода. После этого на меня, как и на многих оскорбленных пренебрежением к их чувствам, нашла волна целомудрия. Я не трахался уже три месяца. Я возмещал это торговлей слониками, обещая себе, никогда более не предаваться искушению. Вообще, мысли о новой жизни так волновали меня, так побуждали к чему-то иному, что я забаррикадировался от внешнего мира и стал эдаким пастырем, который несет этому миру лишь добро. Ну мне так казалось. Мой друг Мартин, после попойки, однажды пришел ко мне исповедаться, рассказывая что-то о том, что его девушка любит писать ему на лицо. На крыше машины, на обивке, прямо перед моими глазами красовалась надпись "Господь вперед", а еще член, нарисованный помадой - это оставил старый владелец. Я даже не замечал раньше. Сейчас я был ртом, в котором вертелся чей-то мокрый горячий язык. Я был панцирем для улитки. Он высасывал из меня душу. Я даже не знаю, был ли у меня стояк до этого или чувак стал тому причиной. Я даже не помню когда начал целовать его в ответ, схватив за волосы. Они были такими же, как у меня. Я пожирал его рот, прижимая его голову, звон постепенно отпускал, я стал слышать хрипы из радио, его сбитое дыхание и шум по ту сторону салона. Я понятия не имею сколько это длилось, я целовал его долго, кусал губы, оттаскивал за волосы и притягивал снова к себе. Поцелуй двух дементоров. Улитки в коммунальной квартире. Я с трудом отпустил его и выпрямился. Салон пошатнулся в моих глазах. Он пугал меня и притягивал одновременно.
- Не знаю, что все это значит, но ты можешь проваливать, если хочешь.

Я плохо понимал о чем он, эти сконфуженные разговоры, которые якобы спасают от неловкого молчания, всегда вводили меня в ступор еще больше. Не отвечая ничего, я только пялился на него, жрал блуждающим взглядом и мечтал чтобы этот демон, из страшных сказок, не стушевался обратно в загробный мир и не оставил меня наедине со стояком и несварением от мерзкого пойла. Распущенная, наглая, неадекватная шлюха, вот кто мне достался сегодня. А я не смел сопротивляться, потому что мне это чертовски нравилось. Возможно я даже прощу ему испорченный завтрак, кофе и попытки задушить меня в собственной тачке. Даже то, что на моей шее теперь будет долго красоваться красный ошейник. На время. Мы долго разглядывали друг друга и наконец пришли к общему плану действий. То, с какой прытью он полез мне в штаны не могло не радовать и удивлять. Он опустился и я невольно застонал от нетерпения и вновь накатившего желания. Он был совсем не девственником, как я представлял его изначально. Надеюсь, он хотя бы не попросит у меня денег, после всего этого. Ведь последнюю наличку я отдал толстухе-официантке. Я сполз на сидении, развел ноги шире и вновь схватил его волосы. Это положение подходило ему идеально - малыш явно нашел себя и свое предназначение в этом мире. Причем давно. Не найдя в себе силы оторвать взгляд, я управлял его головой, держа волосы и смотрел, с какой жадностью и агрессией он заглатывает мой член. Такое чувство, что его держали взаперти все это время. Этот горячий рот и кольцо губ, скользящие по стволу, завладели моим мозгом. Я нажимал на его голову, чтобы он брал до конца, кусал губы и сдавленно стонал.
- Ты верно снишься мне. - оторвав его и оттянув за волосы назад, пролепетал я, мало понимая что вообще несу. - Сколько же стоят твои услуги? Сотню шоколадных лягушек?
Не знаю, что мне нравилось в нем больше - то что он похож на меня или то, с каким остервенением он брал у меня в рот. Наверное и то и другое. Это было неадекватно, однако я не хотел, чтобы это заканчивалось. Расфокусированный блуждающий взгляд и раскрытый мокрый рот - я трахал сейчас себя самого. Ощущая приближение оргазма, я еще несколько раз глубоко насадил его на ствол и начал водить им по губам и языку, размазывая сперму головкой.
- Пятьдесят баллов Слизерину.
Я перетянул его к себе на колени, целовал покрасневшие влажные губы и убирал с лица мокрые волосы, которые облепили его щеки и лоб. Вгрызался в мокрую, никем не оскверненную  шею, оставляя яркие следы на бледной коже. Он был разгоряченным и податливым, меня на миг это даже умилило. Минутка нежности, после которой я раскрыл дверь и вытолкнул его на улицу. Кажется, он порвал джинсы на коленке. Я даже не спросил его имени. Я даже не знаю сколько ему лет.
- А теперь пошел вон.
Я достал из бордочка салфетки и кинул ему.  Я не хотел оставлять в своей машине шлюху, перемазанную в мою сперму и жаждущую денег или моей крови. Не знаю, что было у него на уме.  Ну да, я поступил грубо и бессовестно, но не каждый кто взял у меня в рот, тут же становится моим домашним щеночком. Я захлопнул перед ним дверь и повернул ключ. По радио играла какая-то чепуха, лобовое стекло покрылось мелкими каплями дождя. Несколько тщетных попыток завести мотор и колымага совершила резкий выход из тела. Из капота повалил дым. День продолжал дарить подарки и цветы.

Отредактировано Bruno Lawrence (2013-11-04 13:12:48)

***************

Я смотрел в зеркало и не мог не думать про страшные аварии. Кучи кишок, крови и две врезавшиеся друг в друга, разбитые в дребезг, машины. Я думал о братских могилах, о сгнившем кошачьем корме, про запах разлагающегося тела, про гнойные язвы - вот так я сейчас выглядел. Таким я сейчас был. Я думал о просроченных органах для пересадки. Я думал о том, как хорошо было бы съездить в химчистку или купить себе готовый завтрак. Продать эту квартиру, вернуться в родной город. Я взял два крупных проекта, но не притронулся ни к строчке. Две книжки объемом в 500 страниц: что-то про старого кинолога из далекой и Богом забытой немецкой деревни и сказки для детей от 0 до 3х. Я отпил теплого пойла из полупустой бутылки и поморщился. За этот гребанный день я успел опьянеть, протрезветь и снова опьянеть. Да, это привычное для меня состояние, но сегодня у меня намечался выход в свет. Сегодня день рождения у какой-то моей старой знакомой, которая когда-то и где то меня встречала и решила, что мне будет интересно распивать розовый сироп и петь песни в кругу на ее вечеринке с ее подругами. Все заключается именно в этом, ты делаешь праздник для всех, но здесь все по твоим правилам - еда, музыка, приглашенные, помещение, все это под твоим контролем, а гости должны делать вид что все это им очень нравится. Что они рады твоему празднику. Что этот подарок они купили именно тебе, а не передарили передаренный когда-то в 81-м набор посуды, который изначально был найден на помойке. Ты откроешь коробочку и восхищенно вытащишь оттуда статуэтку, которую я взял на кладбище. Или цветы, которые я срезал с могилы. И даже не будешь подозревать об этом.
Честно говоря, я шел туда кого-нибудь подцепить. Бесплатное пойло и бесплатный секс. Я не стал заморачиваться с нарядом - в конце концов, важнее не то, во что я одет, важнее то, что у меня в трусах. Как пахнет у меня изо рта. Какого цвета мои носки. Я хочу сказать - мне надоело делать из себя кого-то другого. Я хочу сказать - мне надоело быть все время виноватым, только потому, что я хочу присунуть кому-нибудь и уйти домой. Я хочу сказать - сколько можно выслушивать от всех, что ты жестокий, бессердечный и бездумный пидорас, пока не сдашься и не станешь таковым в действительности. Просто однажды сложишь лапки и примешь это как данное. Даже если этот ботинок мал, подожмешься под размер. Если хочешь чтобы я был кретином и неудачником, я буду им для тебя, только попроси. Это нашествие девочек в мини, мальчиков, обмазанных дезодорантам даже между ягодицами, сборище этих шлюх и баранов начинался через сорок минут.
Ужасная музыка, дешевое пойло, маленький, вонючий подвал. Здесь если ты не лежишь без сознания, значит ты лижешь небо какому-нибудь спидозному истощенному сироте. Меня и без того качало от выпитого за весь день, добавка была очень кстати. Я даже улыбнулся парочке размалеванных баб, которые фотографировались на разряженный смартфон.
Каждый человек двоился в моих глазах. Каждая вспышка была какой-то замедленной и не такой яркой, как предполагалось. Каждый глоток пойла был не таким приятным, как хотела организатор. Я ползал между телами в поисках свободного места или свободного места возле кого-нибудь. Для задротов, которые сюда приходят, великое дело - напиться и с кем-нибудь поболтать о наболевшем. Если ты не поболтал ни с кем, считай зря пришел. Или вставить кому-нибудь, рассказывая о наболевшем. Кто-то ищет в таких местах свою любовь. Кто-то себя.
Привет, я двадцатишестилетний парень, живущий в трехкомнатной квартире со своим членом. Ищу для него временное пристанище. Я попытался пошире раскрыть глаза, в них мутнело. Я подошел к особо сплоченной массе и кое-как распихав их, протиснулся в самый центр. Невольно задумаешься о просроченном мозге, подготовленным для пересадки. О разлагающемся теле. О страшной аварии. Невольно подойдешь ближе к этим зажимающимся пидорасам, когда один из них ты. Я стоял и смотрел как в моем рту извивается язык какого-то лоснящегося быка. Какого то контейнера для стероидов и витаминов. Меня пробрало на громкий смех. Я смотрел на них, смеялся, откидывая голову назад, разбрызгивая свое пиво и тыкая в них пальцем. А потом бутылка в моей руке ударила в его лысую блестящую голову.

Я выпустил из руки отбитое горлышко. Надеюсь, он был всего лишь в отрубе. Неожиданно, ведь судя по его внешним данным весил он килограмм 120 и его череп, под кожей, был снабжен металлическими пластинами. Поднялся визг, словно сирены, одна за другой начали вопить девушки и звонкоголосые юноши, дальние наверное даже не знали зачем это нужно, но поддерживали остальных. Странно, но это были не крики ужаса, а наоборот, словно это было какое-то шоу. Чем больше тел, тем лучше. Чем больше крови, тем качественнее вечеринка. Я вообще не соображал что происходит, я начал ощущать сзади чьи-то руки, снующие по моей спине, плечам, шее, в брюках - меня то ли обнимал кто-то, то ли пытался утащить в ад. Праздник принцессы превратился в пьяную оргию, сопровождающуюся идиотской музыкой. Почему это чудовище преследовало меня? Что он делал здесь именно в этот момент? Я выпутался из объятий и схватил за руку, распластанную по бильярдному столу массу, с двумя рабочими отверстиями. Не знаю, что управляло сейчас мной, почему я так пекся о нем, наверное это то, что до я сих пор не мог поверить в наше с ним биологическое различие. А может потому, что я был пьян. Я крепко держал его запястье и тащил сквозь людей и столы, куда-нибудь где не так громко и людно. Выбрасывая этого сученка из машины, я надеялся, что таким образом избавлюсь от него и больше никогда не увижу. Что это такой глюк и я его предотвратил. Такое чувство, что он ждал меня тут. И вообще, все эти люди в сговоре, они хотят чтобы я сошел с ума. Я раскрываю какую-то дверь, я не знаю куда я притащил его, главное, что здесь не так громко. Музыка напоминала бой барабана. От нее вибрировали стены, от нее вибрировала моя голова. У этой двери нет ручки, но есть замок изнутри. На ней трафаретная заливка в виде Мерлин Монро. Такое чувство, что ему было плевать, что с ним делали. Это концентрация моего безволия. Это скопление моей слабости и нескончаемой эрекции на все, что движется.
- Забыл меня? - я едва вижу его лицо. Здесь темно-красная подсветка. Я толкаю его к стене и фиксирую его руки над головой. - Какого хрена ты здесь делаешь? Кончик моего носа почти касается его, я вижу лишь общие черты его лица, вижу как блестят глаза. Все плывет, свет вибрирует, его лицо то исчезает, то появляется. - Думал, я не замечу тебя? Здесь душно и чем-то пахнет. Через стены слышна музыка. Удары то чаще, как будто сходятся вместе, то реже, будто расходятся в стороны, но громкость не меняется. Я подаюсь вперед и целую его в губы, их только что кто-то обсасывал, они были горячими. Его только что кто-то мацал и терся об него членом. Терся членом об меня. Я грубо целую его, всем телом прижимая к черной стене. Музыка долбится где-то в груди. Сердце долбится в члене.
- Ты специально ходишь за мной.
Я буду плохо помнить что было этим вечером. Я наверное, проснусь с головной болью, попытаюсь воспроизвести то, что делал и в моей голове будет мелькать только я сам. А вообще я был рад, что даже пьяным я оставался геем. Я глубоко целую его рот, засовываю в него язык, вжимаюсь стояком ему в пах. Он, как и тогда, разгоряченный и податливый, я ощущаю жар его тела через тонкую бабскую кофточку.
- Хочешь, я отсосу тебе? - говорю ему в ухо, нависая на нем всем телом. Мы одинакового роста, одинаковой комплекции. Я отодвигаю его кофту от горла, у меня татуировка под ключицей. У него ее нет.
- Хочешь, я дам тебе денег? У меня так много денег.
Я хочу его трахнуть. Я хочу натянуть его на каком-нибудь грязном матрасе в комнате с  заколоченным решеткой окном. Я хлопаю его по щеке, хлопаю по щеке себя. Я снова целую его в губы, моя рука у него в трусах. Я дрочу ему и обсасываю горячую шею. Я раздеваю его и поедаю его рот.
- Только давай без глупостей.

Пальцы плохо слушаются меня, ноги едва держат меня одного, а когда он повис на мне я, и того хуже, стал просто валиться. Меня спасала только стена, на которую мы оба опираемся. Я утыкаюсь лицом в его шею, в спешке пытаясь расстегнуть его джинсы. Наверное, он долго выбирал их, прежде чем прийти сюда. Выбирал, для того чтобы, я, в темноте, не глядя содрал их с его задницы. К сожалению, я не узнал их марку и цену. Я не разглядел его ремень, из натуральной кожи за 400 баксов из новой коллекции, который вытянул и небрежно швырнул в темноту. И эта идиотская золотая майка.
Вообще, брать в рот у перевозбужденной потаскухи было опрометчиво. Я позволял себе такое только с Дирком, когда мне было 18. Он тогда пытался играть на гитаре, в рок группе, его тело было забито татуировками и я отдавался ему полностью, позволяя делать с собой все, что угодно. Но это было давно и я любил его. Вернее, мне так казалось. А этот смазливый малыш, смахивающий на меня, с трясущимися розовыми коленками, перешагивал многолетние отношения одним своим видом. И я был не против. Его развязное поведение, слащавые всхлипы и стояк, рвущийся из узких штанов - он такой со всеми? Да, скорее всего. Я сжимал его член рукой, пытался разглядеть его глаза в темноте, целовал в губы, перекрывая громкие стоны, пытался удержаться на ногах. Я опустился на колени перед ним, потянул вниз джинсы.Гаденыш не надел нижнее белье. Видимо, тщательно готовился к разъебу. Я слышал, как он затаил дыхание, когда его конец оказался у меня во рту. Влажный и горячий конец маленькой шлюшки. Я медленно водил кольцом губ до середины и обратно, придерживая руками бедра, ощущая как у него подкашиваются колени - у меня и самого тряслись руки, я громко и часто дышал и все, о чем я мечтал сейчас это кинуть послушную тушу на что-либо горизонтальное и грязно трахнуть без предварительных нежностей и смазки. Постепенно я набрал темп, член входил в мой рот практически весь, я чувствовал, как касаюсь кончиком носа до его живота. Но я не собирался позволить ему обкончать мне щеки и благодарно заплакать, диктуя номер телефона. Видимо, я притащил его в нужное место - здесь был  диван, напротив которого размещалась площадка с шестом. Таскать его, без его ведома начало входить в привычку. Я просто швырнул его на диван и завалился сверху. Грубо содрал с него омерзительную майку. Без своего прикида, без всей этой напыщенности он вдруг стал каким-то жалким. Жирный макияж был похож на черные круги под глазами, худощавое гладкое тело, сотрясалось от вздохов. Я опустился к нему, начал облизывать шею и плечи, тереться членом о его,что-то пьяно бормотать ему под ухо.
- Я хочу тебя. - единственно членораздельное, что у меня получилось. Его или себя? Вообще, это было похоже на что-то болезненное. Мне сорвало крышу от самого себя, даже сквозь алкоголь и возбуждение я осознавал это, отдаленно. Не хочу, чтобы он испарялся, больше не собираюсь выбрасывать его на улицу. Пусть это будет моей маленькой тайной болезнью, о которой узнает только мой личный психиатр. Но он не направит меня в клинику, я слишком много плачу ему. А вообще, я всего лишь пьян. Я кое-как закинул его ноги на себя, меня жестко шатало и я мог сейчас просто свалиться с него на пол. Диван был скользким, пробитым в нескольких местах. Такое чувство, что здесь кого-то разрезали до нас. Я не помню сколько это продолжалось, я трахал его долго, то быстро, то мучительно медленно, вгрызаясь в его, и без того, истерзанные губы. Стонал сквозь поцелуи и крепко сжимал его руками, не смотря на то, что он никуда не собирался мотать от меня. Его явно все устраивало. Еще бы, он же этим зарабатывает.

Моя рука в его запутанных волосах, его голова с силой вдавлена в диван, я делаю последние резкие толчки внутри, сопровождаемые его протяжными стонами. Он подмахивает мне и я начинаю забывать кто из нас кого трахает, то ли я всаживаю в него свой конец, то ли он трахает меня своей задницей. Я вылизываю его шею и ключицы, раскрытые губы, продолжаю двигаться в нем по собственной сперме, мне сводит челюсть, мне сводит руки и по телу распространяется приятная усталость. Я убрал его руку и взял его член в кулак, я трахал его и дрочил ему одновременно. Мне вдруг стало не по себе. Мне вдруг стало страшно, что я привыкну к нему. Что начну, как эти приторные главные герои из каких-нибудь сериальчиков мечтать о красивой жизни и свадьбе на берегу моря. Нужно притвориться спящим. Нужно сделать вид, что мне пора бежать. Скажи, что забыл выключить утюг. Мой пьяный мозг выдавал пугающий меня бред, бессмысленные и бессвязные обрывки, вперемешку с диким желанием трахать его всю эту долбанную ночь, а потом закрыть глаза и уснуть, прямо здесь. В чужом доме.
- Что здесь изображено?
Я начал судорожно вспоминать откуда у меня эта татуировка. Кажется, я набил ее когда-то и с кем-то. У нас были одинаковые. Мне все время казалось, что у этого человека она вышла красивее. Тогда для меня это было целым событием, сейчас я даже не могу вспомнить его лица.
- Это было признание в любви. Не помню кому.
Я вытер его сперму о подлокотник, остальное размазал по его животу и лег рядом с ним. Судя по размерам дивана, он был рассчитан на скачки с цирковыми слонами и акробатами, которые одновременно трахаются и делают трюки. Интересно, сколько людей долбились на нем, перепачкав каждый угол этого помещения. Слюна, смазка, сперма, моча и алкоголь. Использованные презервативы и резиновые дилдо. Порванные трусики и костюмы кроликов и медсестер.
- Можешь не прощать мне тот раз.
Я усмехнулся и накрыл глаза рукой. Голова гудела и норовила лопнуть, глаза болели от ужасной подсветки, выпитое уводило меня из реальности. Нужно было уходить, просто подобрать свои тряпки, кое - как натянуть их на себя и выйти, в эту громкую толпу.
- Да и кстати, бумажник где-то там. - я показал рукой в темноту и поднялся. Комната шаталась, я закрыл голову руками и сидел так, пытаясь прийти в себя. Было такое ощущение, что мне что-то подмешали. Я сделал то, что хотел, теперь меня поглощало опустошение. И кажется мучила совесть. Она просыпалась очень редко, мы были с ней почти незнакомы, однако я не видел связи между тем что было и ее потугами включить во мне порядочность. Я повернулся к парню, едва различая его в полумраке. Я так и не спросил его имени.
- Еще, наверное мне стоит узнать твое имя.
Я не дожидаясь ответа поднялся с дивана и пошатываясь начал искать свою одежду, нелепо натягивать на себя рубашку, путая пуговицы и заплетаться в штанинах. Пора уходить. Минуту назад я обещал себе не бросать его. Я и не хотел. Ужасно не хотел. Меня тянуло к нему, словно в его заднице был магнит. Наверное от этого мотивация к побегу росла с новой силой. Мне нужно было затеряться в толпе и никогда больше не вспоминать о нем. Или хотя бы протрезветь, а потом позвонить и пригласить в какой-нибудь клуб, чтобы снова трахнуть. Все таки отдавался он прекрасно, такое не стоило упускать. Или это был я? У меня пересохли губы, я ужасно хотел пить. Если здесь есть все для качественной долбежки, то наверняка здесь есть все и для качественной попойки. Я повел рукой по стене и нащупал угол навесного шкафчика. Несложно было догадаться, что здесь вряд ли можно было найти что-то целое и дорогое. Я вытащил продолговатую бутылку, раскрыл ее зубами и сделал пару глотков. Кислятина.
Я выпил за сегодня почти столько же, сколько было в этом баре. Мне кажется, я не доживу до сорока. Хотя, если меня начинает преследовать моя копия, то это уже первые намеки на скорую встречу со старухой в черном плаще. Я вернулся на диван и откинулся на спинку, давясь мерзкой бормотухой в стекле.  Я не знал о чем говорить с  ним, знакомиться я не хотел, на что-то большее мой мозг сейчас был неспособен. Я сделал еще один большой глоток, поморщился и протянул бутылку своему новому приятелю.

Отредактировано Aron Walker (2013-11-05 21:14:42)