Самолет поднимался высоко в небо. Все выше и выше так, что едва ли не с каждой секундой дома становились меньше, превращаясь в небольшие муравейники. Разноцветные пятна крыш, объемные многоэтажки центра на горизонте вдалеке. Самолет взлетает и уносит меня далеко от моего квартиры и кота, которого я оставила на попечительство соседки. Ему сейчас хорошо – он брюхо набивает кормом и молоко пьет. А я сижу в кресло и с трепетным страхом высматриваю деревья и машины. Тик-тик-тик, их уже и не разобрать. Понимая, что еще немного и у меня выпрыгнет сердце из груди, я отрываюсь от пыльного иллюминатора и закрываю его, откидываясь в кресле. Маленькая девочка, сидящая рядом со мной, в возмущением глянула на меня и что-то пробубнила, потянувшись к материнской руке.  А я и ответить ей ничего не могла – тело тряслось, побелевшие губы не слушались. Пальцы перебирали бутылку с водой. Она с легким шумом переливалась из стороны в сторону, но не заглушала моих мыслей. Я боялась самолетов, но по непонятным причинам пользовалась услугами авиакомпаний.
          Я бы могла найти виноватых – например Честера – но ведь это не правда. Я добровольно летала в Вегас для того, чтобы увидеться с ним хотя бы раз или два в месяц. Это было нормально. У нас были такие, хм, отношения. Они удовлетворяли нас обоих. Никто не хотел большего. Легкая переписка из разных городов посредством смс и интернета, иногда созвоны, еще реже видео. Все происходило настолько странно и неожиданно, что иногда я даже не понимала, что уже купила билет и стою на трапе, поднимаясь в железную птицу, которая, на мой взгляд, несет только смерть. При встречах мы получали друг от друга что хотели, а потом он махал мне рукой и мягко целовал в губы, желая мне хорошей и легкой дороги. Ну конечно. По мне бы лучше давал мне бутылку виски или накачивал им прямо в машине, чтобы, опустившись в кресло, я погружалась в небытие.
          А ведь в Честере что-то есть. Ну, он не плохой, вежливый, но мы всегда с ним были с разных планет. Он может заставить меня улыбнуться, а это не так просто сделать. Он может меня разговорить. Не будь я собой, а он собой, то, может, у нас вышло бы что-нибудь серьезное. Но этому не суждено случиться. Наверное, когда-нибудь он найдет себе хорошую женщину и она будет единственной, с кем он будет спать. А пока у него есть я. И еще кто-то. И еще. И… В общем суть понятна, я думаю.
          Единственное, чем хороши самолеты, это тем, что я боюсь их больше, чем встречи с парнем. Я о нем сейчас вообще не думаю и не вспоминаю, будто не к нему направляюсь, а просто так, без совершенно любого смысла, покупаю билет и лечу, лечу, лечу. Я закрываю глаза, выпускаю из своих рук бутылку и пытаюсь заснуть. Мимо ходят стюардессы, что-то предлагают, но я делаю вид, что не замечаю до тех пор, пока действительно не перестаю их замечать. А открываю глаза я лишь во время посадки, когда земля начинает приближаться. Иногда мы делаем поворот над землей, отчего я зажмуриваю глаза и вцепляюсь в подлокотники ногтями, потому что не могу видеть, как с одной стороны сверкает чистое небо, а с другой видны дороги и яркие огни. Каждый раз я говорю  себе, что больше не полечу на самолете, но нарушаю свое слово снова и снова. Я бы могла попробовать позвать Честера в Бостон, но это такая же глупая затея, как предложить сахар диабетику. Никуда он не отправится, все нужно делать самой. Хотя… Оно того стоило. Главное побыстрее прийти в себя и постараться сделать так, чтобы коленки не дрожали, а то они у меня от волнения чуть ли не ходуном ходят.
          Сойдя на землю и войдя в здание аэропорта для проверки документов, я уже начала подумывать, а не опоздает ли Чейз, но тут же отбросила эти мысли – он никогда не опаздывал вот так, когда я прилетала. Как у него это выходило, не могу представить, но каждый раз, как я появлялась в главном зале, то сразу же замечала его. И начинала улыбаться.
          Даже сейчас.
          Черт подери.
          Похожа на идиотку, ей богу. Попыталась как-то скрыть, но у меня лишь челюсть свело. Больно. Ну ладно, ладно – скучала. Хотела увидеть. Мне это было нужно для месячной нормы. И в глаза заглянуть. Глаза у него хороши. И руки. И татуировки. Все, больше ни слова не скажу вот так, а то я уже начинаю чувствовать жуткое волнение. Чего лучше, еще убегу обратно на самолет, готовая еще на тысячу полетов туда обратно, ежели даже подойти к нему.
Вздох, выдох. Я смогу, я все смогу.
          Сжав в кулачки ладони, я решительно направилась к нему. В руках табличка, на лице улыбка. Не удержавшись, я чуть ускоряю шаг, слегка размахивая своей большой сумкой из стороны в сторону. Она большая, что, кажется, еще немного и она перевесит меня и я улечу в вместе с ней в другую сторону.
          - Че-е-е-естер. – Выпаливаю я, останавливаясь около него и разжимая руки. С легким стуком сумка падает на пол, а я уже слегка обнимаю парня за шею, соединив руки за его затылком. Черт, я действительно рада.

Он обнимает меня и поднимает в воздух. Мои ноги отрываются от земли и я похожа сейчас на ивовую ветку, раскачивающуюся на ветру. Он такой теплый, немного горячий, мне нравится это, к таким хочется прижиматься во время зимних морозов и хочется, чтобы руки обнимали постоянно и везде. На улице, дома, сидя на диване или в баре. Когда я в очередной раз проиграю все свои деньги, то все равно захочу, чтобы он меня обнимал. Если  я вдруг накурюсь травы, то захочу, чтобы пальцы одной из рук прошлись по моему выступающему позвоночнику и вернули в этот мир. А может я сама схвачусь за них и потяну за собой, в совершенно другой мир, где мы сможем побыть друг с другом чуточку больше, чем здесь, потому что здесь это совершенно не нужно, совершенно не правильно, а там… А там может быть правильным абсолютно все. И даже то, что мы проведем рядом друг с другом вечность, молодыми, такими, как сейчас. Он, вроде, старше меня лет на пять минимум, но меня это никогда не волновало. А волновал ли его мой возраст? Наверное нет. Мне кажется, что нас ничего не волнует друг на счет друга. За эти пол года мы не узнали родственников друг друга, не раскрыли важных секретов, друзья у нас были совершенно разные и его, скорее всего, даже и не знали о том, что где-то там в Бостоне живет девушка, с именем женщины Адама, глупая такая, искушенная всеми грехами, которая прилетает для того, чтобы насладиться теплом, поговорить и рисовать ладонями невидимыми красками по обнаженному телу, которое в тот момент принадлежало только ей, а не Марте, или, скажем, Кассандре. Только мое, на эти короткие моменты. А жизнь идет и идет, все меняется. Меняются люди, меняется работа, алкоголь и трава в пакетах; сигареты становятся все тоньше, собаки все меньше. И не изменяется лишь одно.
          Я чувствую его губы на своих и обнимаю за шею, притягиваясь поближе. Я ждала этого очень давно, ведь… Сколько я его не видела? Месяц, или даже чуть больше? У нас дела, своя жизнь. У нас есть все свое. А еще в прошлом месяце у меня был день рождения. Странный праздник, но его захотели отметить мои друзья и знакомые, а я что… А я пришла в себя только через неделю, если не больше и в таком состоянии уж точно не могла поехать к Чейзу, да и он не выразил желания приехать (хотя я его и не звала, потому что знала, что он не приедет), поэтому тот день тоже был не важен. Ах, впиваясь в его губы, я бы, черт, я бы хотела танцевать. На мне бы было одето длинное платье со свободными рукавами. И ткань легкая-легкая. И когда бы я кружилась, ты создавалось бы ощещение, будто я парю в воздухе, слово облако или птица. Такая невесомая и бескрайне свободная, способная отправиться туда, куда захочу. Лучи света падают на мое лицо и волосы. Освещают мои глаза. Ах, как бы я хотела. Как бы я хотела…
          Погрузиться во все это, без задней мысли и просто расслабиться, наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться.
Я открываю глаза, отрываюсь от губ Чейза и улыбаюсь. Мне не вериться, что я делаю это рядом с ним. Монотонная Ева превращается в ангела при встрече с тем, с кем не сможет быть никогда. Где вы это видели? Да и сама я редко это видела. Дрожь во всем теле прошла, я могу нормально стоять на ногах, когда он опустил меня и, задержав немного взгляд на его глазах, мы отправляемся прочь из это наполовинустеклянной коробки, наполненной муравьями_людьми.
          - Я долетела, а это главное. – Слегка улыбаюсь, прижимаясь к нему в очередной раз, когда мимо слишком близко проходят люди, которые могут задеть. – Я спала всю дорогу, а рядом со мной сидела маленькая такая девочка, которая разозлилась на меня из-за того, что я не дала посмотреть ей в маленькое окошечко на облака и солнце. Она то и дело пихала локтями мои руки с подлокотника, обрывая сон, но, кажется, мы с этим справились. – Как всегда ровным тихим голосом ведаю я, но достаточно для того, чтобы меня услышал Чейз. Остальным не нужно слышать, у других полно своих дел. Все они куда-то спешат, а нам спешить пока не надо. У нас много времени до моего отлета.
          - Давай заедем куда-нибудь, я бы не отказалась. – Киваю, слегла проведя рукой по своему животу, будто пытаюсь почувствовать, сколько туда может поместиться. У Честера дома – пустота. Всегда такое ощущение, будто там никого никогда не бывает, только пыли нет. Люди живут у себя дома, а он спит. Да и я, тоже, только сплю у себя дома. Потому что дома больше нечего делать. Только книжки читать и гладить по мягкой шкуре кота, который сворачивается на острых коленках в клубок и мирно посапывает, периодически мурлыкая и поднимая на меня свои янтарные глаза.
К этому моменту мы уже выходим на улицу. Там так же многолюдно, как и в здании, почему то люди любят тут ходить, будто что-то ищут. В аэропортах встречаются и расстаются люди. Хорошо, что сегодня мы относимся к первому варианту. Если расставаться, то становиться грустно и даже солнечные лучи, обычно яркие, обретают тусклость и ужасную угнетающую серость. Во мне просыпалась в такие моменты детская капризность, которую я старалась не выдавать, но губы поджимались в тонкую линию и блеск в темных глазах, такой, не правильный для меня, которого не должно быть никогда.
          - В этом городе все так же много людей, да? – Чуть погодя интересуюсь, когда мы пытались перейти дорогу к стоянке. – И днем и ночью, тут когда-нибудь спят? – Я всегда поражалась Вегасу. Он казался мне огромной машиной на бесконечных батарейках. Город подзаряжала энергия людей и деньги. Деньги почему-то в первую очередь. Все в нашем мире подзаряжают деньги, все крутиться вокруг них. – У тебя есть дома что-нибудь из джаза, или, в общем, из приятных шестидесятых? – Музыку можно слушать с компьютера, глупая я. Но мне так не нравилось. Если не живое исполнения, то пластинки. В пластинках заключена... Не знаю, моя энергия? Чейз открывает машину, кидает сумку на заднее сидение, а когда закрывает дверцу и разворачивается – видит меня. Я стою прямо перед ним, чуть подняв голову и прикрывая глаза, то ли от солнечных лучей, то ли от чего-то другого. Я утыкаюсь ему в грудь и о чем-то мурлычу. О чем мурлычу сама не могу разобрать, но это что-то мягкое, кошачье, такое необычное, приятное. Я вдыхаю его запах и тепло. Это тоже дает мне энергию. Отстранившись, я лезу в задний карман и достаю оттуда пачку сигарет и зажигалку.