Каждое утро после завтрака Дин отвозит Эмили в школу. В этом году ей исполнилось семь лет. Моя малышка совсем выросла. Я целую её в лоб на прощание и день тянется бесконечно долго до того момента, как мы увидимся снова. Из школы её забирает бабушка. И только поздно вечером я или Дин можем забрать её домой. Очень часто она остается там ночевать. В последнее время я всё чаще начинаю есть себя мыслями о том, что я отвратительная мать. Выскочила на работу как только закончился декретный отпуск. В отделе меня считают незаменимым сотрудником, но будь я хорошей матерью, я бы плюнула на всё это, не так ли? Каждый день я говорю себе, подожди, Рэйчел. Завтра будет лучше. Вы отдадите кредит за дом и ты сможешь перевестись в другой отдел с нормированным рабочим днем. Как все мамы, ты будешь забирать Эмили из школы и помогать ей делать уроки. Но дни тянутся бесконечно. Ничего не меняется. Я ужасная мать…
Работа на дом? Почему бы и нет. На носу проверка и весь отдел стоит на ушах. Дин пашет в ночь уже третьи сутки, не успев толком отоспаться и придти в себя. Я снова не успеваю с отчетами, и вот две огромные кипы папок лежат на кухонном столе. Я должна разобраться с ними до утра иначе прольется чья-то кровь…
- Привет, мам. Я поздно? Только вернулась, прости… - Даже в голосе матери мне слышится укор. Чертова мнительность. Мотаю головой, втыкаю настольную лампу, что притащила из кабинета мужа. Плацдарм готов. – Эми уже спит? Хорошо, тогда я позвоню завтра утром и пожелаю ей удачного дня. Доброй ночи. И я тебя люблю. – Не успеваю положить телефон, как он разражается входящим вызовом. – Привет, дорогой. Да, всё в порядке, я отвезла Эмили к маме, они уже спят. Да, Джон сейчас приедет. Кажется, даже вдвоем мы не успеем, вот смотрю на эту кипу бумажек… - Печальная картина. В этот момент раздается звонок в двери. – А вот и он, кстати. Ага, иду открывать двери. – Оказываюсь у парадного входа и легкой рукой щелкаю замок – Заходи, Джони, Дин передает тебе привет и просит… чтооо? Так, мальчики, свои гомосятские шутки оставьте для междусобойчика. Всё, я вешаю трубку, да это угроза! – В руках Джона какой-то пакет, похоже на еду из китайского ресторанчика. Инстинктивно протягиваю руки, зажимая телефон плечом, и забираю пакеты еще до того, как он переступил порог дома. Привычка. Дин всегда бубнит, если я не делаю этого, потому что ему не удобно развязывать шнурки. Мельком киваю, мол, входи давай, и уже уносясь на кухню – Завтра жду тебя на завтрак, да. Не опаздывай, ладно? Я приготовлю твою любимую лазанью. Что? Да не буду я ему это передавать! Я вешаю трубку. Я вешаю трубку, малыш. – Сброс. На выдохе сдуваю с лица упавшую прядь волос. Устала. Устала до чертей. Даже не успела сходить в душ, не то, чтобы вспомнить собственное имя. – Придурки, - Джон оказывается в дверном проеме на кухню. Отсюда доносился мой голос, только здесь горел свет, ну и, он знал, где находится кухня, так как иногда бывал в гостях. Они с Дином приятели, но по-моему мнению обычные собутыльники, отними у них пиво, им просто будет нечем заняться вместе. Гостеприимно улыбаюсь и понимаю, что пауза затянулась. – Привет еще раз. – Это не смущение, я просто так много думала, что сейчас наступил эмоциональный спад. – Ты голоден? – Пакет с едой что-то да значит. – Мы можем поесть перед тем, как приступим. Я тут всё подготовила, и у меня вопросы по делу этого Эндрю Уоррена, по-моему, Хадженс закрыл его без расследования. – Хмурюсь, представляя сколько еще таких халтур сейчас покоится по папкам. Часть из них осталась у входа, и чтобы Терри не радовался раньше времени, я оповещаю его об этом. – Что ты улыбаешься, в коридоре еще три таких стопки. – Шуршу пакетом, но все еще не знаю, что делать, за что хвататься. Почему-то вспоминаю об Эмили и чувствую дискомфорт, даже вину за то, что не оставила её дома. На этом настоял Дин, пришлось бы пол ночи её укладывать, а потом она в туалет бегать по семь раз – простыла, и еще хныкает, когда в доме посторонние. Но я все равно чувствую дискомфорт. Мы с Джоном вдвоем в моем пустом доме. Это очень непривычно и… странно. Ничего такого, просто как-то. Тру покрасневшие глаза. В общем-то, этим я занималась уже целый день, а теперь мне подрядили Джона, который тоже только пришел со смены. – Сумасшедшая неделя, я бы врезала пива, чтобы расслабиться, но нам можно только кофе. Кстати, сделать? – Две ложки сахара, не разбавленным. На мне легкая голубая рубашка и домашние джинсы, на двое довольно холодно, но мне становится душно. Невыносимо душно. Тянусь к форточке, становлюсь на носочки и мне приходится несколько раз подрыгнуть, чтобы открыть. - Духотища, - Потом достаю из полки пепельницу и ставлю на стол, чтобы Терри мог курить, не отвлекаясь от дел. Ох, было бы неплохо, если бы вытяжка справилась с этим смогом к вечеру, когда приедет Эми. Терри курит же как паровоз. Странно, что приехал без пива, впрочем, я еще не разобрала пакет. Точно! Это и нужно сделать. Шуршу пакетом и прячу глаза. Всё как всегда хорошо, да?

Конечно, я не поверила. Это же Терри, от него можно ждать чего угодно. Не удивлюсь, если он скажет, что под пиво работа лучше пойдет. И не удивлюсь, если сможет работать даже в пьяном угаре на совесть. Осторожно улыбаюсь своим мыслям, выставляя содержимое пакета на стол. Если бы мы были не знакомыми людьми, я бы спросила что-то вроде – любишь китайскую кухню? Но я молчу. Молча распаковываю коробки, тянусь за тарелками и приборами – я знаю, что он любит, а что не переносит на дух. Забавно.
- Тише, - Знаю, что острое чувство справедливости у Джона может привести к последствиям. Даже ругаю себя, что сказала, но, боюсь, репутация Хадженса давно запятнана по самое не хочу, и с этом надо что-то делать. – Сейчас ничего всё равно не решить. Отдел на ушах ходит, если всплывет подобное, могут полететь головы начальства. И наши по касательной. – Коротко улыбаюсь ему, плюхая тарелку с едой перед носом. - Но из-за этого нам придется попотеть над парой дел, потому что там такая липа, что несостыковки заметит даже болван, не то, что проверка. Как у тебя с сочинительством в школе было? - Улыбаюсь. Он смешной. Думаю об этом, подмечая щетину на скулах. Опять не было времени побриться. Что-что, а работа у Терри всегда была в приоритете перед личными выгодами. Он не из тех, кто может опоздать на смену из-за разошедшейся простуды или прорвавшейся трубы в канализации. Работа на первом месте. Не замечала, что вы похожи в этом? – Тебе нужно больше спать, Джон – Эти синяки под глазами от недосыпа. А еще я вижу, как он извлекает последнюю сигарету из пачки, сминая пустую. Тут же забираю у него пачку из рук – И курить меньше, - Понятия не имею, откуда эти материнские инстинкты. В свое оправдание довабляю. - Вы с Дином в этом очень похожи. -  Иногда я думаю о том, что о нем некому позаботиться так, как я забочусь о Дине. И эта мысль ввергает меня в необъяснимое уныние. Или же вполне объяснимое? Мысли – прочь.
Трясу головой, как псина. Сама устала до смерти. Выкидываю пачку в мусор и пикирую на стул напротив. По привычке вытягиваю ноги под столом вперед, но случайно врезаюсь в ноги Терри. Щиколодка мажет по его ноге и я быстро убираю ступни в сторону, сдавленно откашлявшись, извини, не хотела. – Не спал сегодня? Я тоже – Может для его здоровья было бы намного лучше, если бы Терри относился к халтурщикам вроде Хадженса и дремал на кушетке прямо на рабочем месте. Эти мысли заполняют голову, и я начинаю злиться на себя за это. Тут же вспоминаю Эмили. Я всегда вспоминаю о ней, когда вижу лицо Джона. И всегда стараюсь невспоминать причину этих мыслей. С годами все меняется. Многие вещи, казавшиеся трагедией, теперь лишь пережитки прошлого. Когда-то давно я и представить не могла, что смогу спокойно жевать китайскую лапшу в одной комнате с Ним. А теперь умудряюсь готовить барбекю на уикенд Ему и мужу.

На кухне так тихо, что слышно, как тикают часы в прихожей. Джон гремит вилкой по тарелке, а я только сейчас замечаю, что погрузилась в себя. А он и не стал беспокоить. Когда нужно помолчать, никогда не усугублял. Спасибо. – Еще положить? – Мой вопросительный взгляд замирает на его лице. Опять эти признаки усталости от работы бросаются в глаза. – Кстати, я говорила с начальником. У нас освободилось место детектива. Джон, я знаю, что тебя устраивает всё, но в отделе не хватает толковых ребят. Хулиганы подождут, есть дела, в которых нужно твое чутье. – не замечаю, как начинаю шкрябать вилкой по столешнице. Говорю быстро, чуть склоняя голову на бок, и все впиваюсь покрасневшими глазами в его лицо. Я вижу, как оно сменяется на саркастическую ухмылку. Только не надо упрямиться, Джонни, не сейчас, ты же знаешь, что я хочу как лучше. Всегда хотела.

Короткий полет мысли в прошлое сеет хаос в голове. Я всегда старательно пытаюсь избегать таких воспоминаний, они сбивают с толка, отнимают время, чтобы привести голову в порядок. За каждый такой флэшбэк приходится расплачиваться, а у меня давно уже не тот возраст, когда стрессы проходят даром. За годы упорных тренировок я научилась очищать рассудок, сохранять невозмутимое спокойствие, даже если внутри кипела лава. Полезное качество для такого специалиста как я. Специалиста создавать ненужные проблемы. Но, видимо, сегодня я слишком переутомилась, раз упустила момент, когда стоило отключить чувства.
Все эти разговоры про повышение Терри, уже набили оскомину на языке. Результат был один и тот же. Шли годы, а он предпочитал собачью работу уютному креслу в кабинете с пепельницей под рукой. Что руководило поведением этого человека для меня оставалось загадкой века. Впрочем, это не мешало мне благополучно списывать всё на дурной характер и полное отсутствие беспокойства за собственную судьбу. Получаю знакомый ответ – хмурюсь, цокаю кончиком языка. Хорошо, что на пару минут Терри скрывается из поля моего зрения, это дает мне возможность взять себя в руки. – Ничего не меняется. – Уже глаза в глаза. Звучит двусмысленно, но за темой разговора тайное значение фразы меркнет, и, слава Богу. Я не повышаю голоса, даже не грублю, так, констатация факта. Спорить тут было бесполезно, но я была бы не я, если бы не попыталась.
Он поднимается на ноги, огибает стол, нервных окончаний касается запах его одеколона вперемешку с запахом табака. Я закрываю глаза, заставляю себя ровно выдыхать. Эти инстинктивные мелочи сейчас не имеют никакого значения, привычные, притупившиеся восприятию организма. – Знаешь, это уже даже не смешно, - Всё так же спокойно, оборачиваюсь через плечо, не могу говорить, не наблюдая собеседника в поле зрения. Упираюсь ладонью в столешницу, чуть покачиваясь на стуле, и понимаю, что аппетит пропал окончательно. – Мы работаем здесь уже три года, три гребанных года ты, как собака, поднимаешься спозаранку, не спишь по ночам в дождь и в снег, но каждый раз, когда появляется возможность шагнуть выше, с упоительным упорством посылаешь к черту все перспективы, Джон. - Я пялюсь на его спину бессмысленно пустым взглядом и на предложение о чае поднимаюсь тоже. Еще не хватало, чтобы гости в моем доме сами себя обслуживали, отличная же из меня тогда была бы хозяйка. Не в силах отделаться от замашек кинестетика,  кладу ладонь ему на лопатку – Угомонись, хозяюшка, - Морщинка на лбу разглаживается, я думаю о том, насколько же он привык делать всё сам. – Мужчина на кухне всё равно, что женщина в автомастерской, - становлюсь рядом и достаю чашки из полки. Впрочем, Джон остается на месте, так что я бросаю мягкое – Наливай, - И тащу два пакетика из коробки, укладывая их по чашкам. Кладу по чайной ложке, отхожу в сторону, как-то послушно и обреченно. Наблюдая, как парнАя вода струей наполняет фарфор, задумчиво склоняю голову на бок. Ощущение, что что-то не на своих местах не покидает меня уже так давно. То и дело вылазит тут и там, и вот тогда остается единственный способ спасти себя – вспомнить Эмили. Мою золотую малышку. Я глажу на сосредоточенное, небритое лицо Терри. Знаю, это бред, но даже в том, как он хмурит брови, я вижу мою девочку. В его хитрых темных глазах – её взгляд, в линиях его подбородка, и даже такая же оливковая кожа. Моя маленькая золотая девочка. Ей хорошо, она счастлива, значит, счастлива и я…?
- Лучше закроем тему, пока не подрались. – Подхватываю обе чашки за ручки и перемещаюсь к столу. Его ответы я почти выучила наизусть, как знала наизусть повадки, привычки. Была только одна вещь, которую я уже помнила совсем плохо, но об этом думать я точно никогда не позволю себе. Нет, Рэй, ты можешь сколько угодно корить себя за ошибки молодости, но это уже слишком. Вообще, чувствую, что у меня кружится голова, и душно, ужасно душно. – Ты не против, если я быстро сбегаю в душ? Мне что-то совсем жарко, надо придти в себя. – Оборачиваюсь на Терри – В кабинете Дина пачка бумаги, можешь принести её сюда, а я скоро вернусь. – С этим скрываюсь из комнаты, и уже почти не помню, как ноги доносят меня до кабинки душа. Почти истерически стягиваю с себя одежду и становлюсь под теплый поток воды с головой. Дышать. Всё это от недосыпа, конечно. Голову мутит, от перепада температуры в глазах резко темнеет, пар бьет в нос, и я вдруг чувствую слабость. Успеваю схватить воздуха, даже делаю попытку шагнуть из душа, но подскальзываюсь и теряю сознание. Удар, темнота…

Я не знаю, сколько времени пролежала без сознания. Очнулась уже в гостиной, и первое, что увидели глаза – перекошенное лицо Терри. Медленно прихожу в себя, запах нашатыря бьет в нос, морщусь, пытаюсь приподняться, но сил не хватает и его рука на животе заставляет снова положить голову на маленькую диванную подушку. – Черт… - Голова гудит так, как будто я всю ночь пила. Лучше бы это было так. Первое, на что обращаю внимание – я абсолютно голая под пледом и это заставляет стыдливо потянуть его край, предупреждая неловкую ситуацию. – Вот дерьмо, - Несмотря на то, что на меня смотрят два совершенно безумных черных глаза, я улыбаюсь кончиками губ, потому что это очень смешно. Что смешного, спросите вы? Да то, что я, видать, окончательно сбрендила, раз столько сил отдаю работе. – Ты принес меня сюда? Джон… - Уголки губ расползаются шире, я вижу на его лице неподдельную тревогу и хочу скорее успокоить. – Видел бы ты сейчас свое лицо, - Мне хочется потрепать его за щеку, да нет сил дотянуться, поэтому укладываю ладонь поверх его ладони на моем животе. Прикосновение его пальцев с кожей разделяет плед, но я все равно вздрагиваю, остро ощущая этот жест. Прикрываю глаза. Сквозь пелену лет я каждый раз задаю себе вопрос, это никогда не закончится? Эти ощущения, эти всплески эмоций и колотое электричество, туман в голове, желание заботиться, казалось бы, о постороннем человеке. Но нет. Увы, он никогда не будет мне чужим. Я почти смирилась. – Все в порядке, только, кажется я сильно ударилась коленом, - Тяну противоположный край пледа, обнажая ногу до самого бедра. Сгибаю её, демонстрируя рассеченную кожу и струйку крови, нужно протереть перекисью. – Аптечку принес? – Смущенно убираю глаза, понимая, что его взгляд сейчас лежит на моем бедре. Когда-то эти детали были жизненно-важными. И если честно, мне очень не хватает его теплой кожи, его рук, скользящих по моей, тоже теплой. Боже, откуда в моей голове эти бредовые мысли? Стыд какой.
И прежде, чем он дернется, чтобы взять аптечку, я цепляюсь за его ускользающую ладонь, чтобы сказать негромко – Спасибо, - Ну а потом суета. Никому не нужная, бессмысленная. Если бы не Эмили, мое здоровье бы меня не волновало вообще. – Если мы будем так работать, то я скоро сдохну. – Все-таки приподнимаюсь, притягивая плед к груди рукой. Чувство неловкости оживает с новой силой, а я вроде бы даже не пила. Терри же настолько погружен в хаос беспокойства о моем благосостоянии, что, кажется, даже не видит, как мои щеки сделались пунцовыми. Не услышит и прерывистого дыхания, а главное, точно не прочтет мыслей в голове. Несмотря на недомогание, на гул в голове и усталость, я не могу совладать с собой. Быть может, все эти симптомы как раз причина надломившейся силы воли. От чего-то именно сейчас я отчетливо осознаю, что мы одни. Впервые за долгое время одни в целом доме, и это начинает рождать во мне всякие нехорошести. Начинаю злиться на себя. Но ничего не могу поделать с тем, что слежу за его движениями взглядом. Когда тянется к коробке, когда приближается ко мне снова, садится на диван совсем близко. Когда касается пальцами колена, чтобы поудобнее повернуть к себе ранку. Взрагиваю, маскируя дрожь от прикосновения за дрожью от боли. Мне кажется, что сейчас у меня дрожат даже ресницы. Так глупо. Точно маленькая девочка, Рэй, а тебе ведь уже перевалило за тридцать. Сколько там прошло? Больше десяти лет. Не считая того раза в Нью-Йорке. Раза, после которого на свет появилась Эмили. Его дочь. Моя девочка. Наша девочка. Пришлось подделывать результаты экспертизы, врать всем, порой даже себе. Но эту отчаянную, всепоглощающую любовь к дочке можно было объяснить только тем, что её отца я когда-то любила так же сильно… Мысли спотыкаются, я стараюсь не развивать темы в голове, но это выходит скверно. И когда Терри убирает руки от моей кожи, отчаянно борюсь с желанием сделать глупость…
- Джон, - Вижу, что он собирается встать. – Посиди со мной немного, - Я беру его за руку, чтобы остановить, если успеет подняться. – Я не буду спать, нам нужно сделать работу. Все в порядке, просто зря я включила горячий душ. Это всё давление. Мне нужно выпить чашку кофе и я приду в норму. – Пытаюсь быть убедительной. Что может быть убедительней полетевшей головы с утра, когда мы не успеем закончить, верно? Держу его руку и заглядываю в глаза. Я не знаю, сквозь годы, осталось ли у него что-то внутри, ведь он никогда не скажет. И никогда не показывал. Иногда мне казалось, что это только мои фантазии, что только я испытываю все это в его близости, а этот доверительный тон и забота – дань жалости, привычки, чему угодно, но не… Конечно нет. Он давно уже оставил эти мысли. Разочаровался, скорее всего счел мои поступки предательством, и только отсутствие чужой женщины в его жизни еще держало меня на плаву. Я знаю, что сейчас сделаю лишнее, но не сдерживаюсь – Побудь рядом. Пожалуйста. – Пустой дом, отсутствие зрителей, его близость. Все это заставляет меня идти на грешок. А может быть я просто хочу проверить, вру ли я себе, когда тайно подозреваю его в том, что не забыл меня.
Чуть отсовываюсь на диване. Освобождая место для второго человека – он достаточно широкий и Джон поместится рядом, если приляжет. Чтобы замазать очевидность своих реакций, я прячу колено и заворачиваюсь в плед по самую шею, улыбаюсь – Тогда я расскажу тебе об отделе кое-что интересное, что ждет нас в будущем. Кое-какие изменения, о них не велено говорить, но для тебя я сделаю исключение. – Хитро улыбаюсь, устраиваясь поудобнее, киваю на подушку. Мы оба знаем, что так можно. Но оба не знаем, нужно ли это кому-то из нас. Если он уйдет, я сильно огорчусь. Не нужно, не оставляй меня с моими мыслями наедине, Джон.

Lumen – Никто не знает
Никто не знает, о том как нас швыряло
Из солнечного города в осенние дожди
Никто не видел, как мы с тобой смеялись,
Как плакали и дрались, мирились, дальше шли
О даа, Джон не был бы собой, если бы не притащил чертовы папки. Я нахмурилась, но лишь молча проводила его спину, удаляющуюся на кухню. Меньшее, что меня сейчас беспокоило, это папки с делами преступников. Но я была вынуждена согласиться, что идея неотрывности от работы не так уж плоха. Похоже придется перебазироваться в гостиную, тогда я смогу помогать лежа прямо на диване. Улыбаюсь, когда мужчина возвращается обратно.
- Тащит-тащит. Терри, мы сдохнем вместе, ты понимаешь? - Под глазами появляются добродушные морщинки. Позже попрошу его принести сюда чай, но это позже, сейчас нет. Вижу удивление, с которым Джон реагирует на мое предложение прилечь. Он все таки делает это, и мне становится спокойно. Моментально. Я знаю, что Дин бы так не смог – сделать мне легче одним своим присутствием. Глупая мысль. Глупая я.
- Нет, мне ничего не нужно, я не хрустальная, Джон, и до сих пор пробегаю стометровку наравне с тобой - Фыркаю. – Ты даже не спросил, что я хочу рассказать, - Почти обиженно, но эта эмоция очень призрачна, притуплена. Как и многие другие между нами. Наверное, так и должно быть, да? – Значит, никаких тебе сюрпризов. – На самом деле, я хотела сказать, что к нам в отдел будет послан отряд ФБР, в скором будущем планируется одна сложная операция. Но это и правда не так уж важно. Что там будет потом, кто знает. Мне неинтересно знать, потому что я привыкла жить моментом. И даже страшно думать, что спустя много лет все будет по-прежнему. Не могу понять, что подразумеваю под этим, но от чего-то мне очень страшно. Ёжусь под пледом, укладываясь на бок, чтобы видеть его лицо. Меня тоже терзает мысль о том, что мы делаем что-то не так. И в тоже время ничего особенного. Хорошо, что никого нет дома. Хорошо. Сейчас просто хорошо.
Повисает тишина. Я ловлю себя на том, что просто смотрю ему в глаза и не нуждаюсь в реплике или продолжении диалога, в словах вообще. И мне совсем не страшно, что он подумает обо мне что-то нехорошее. Джон очень хорошо знает меня, знает, что я верная жена, порядочная мать. Наверное, поэтому между нами это смиренное спокойствие. Это как заморозка души, а то и вовсе её безвременная ампутация, иначе, как все это возможно? Находиться рядом, после всего, что мы пережили.
Эта обстановка как-то ненавязчиво склоняет к доверительному тону. Я утыкаюсь щекой в подушку и перевожу взгляд чуть над макушкой его головы, в пустоту. – Может быть, ты прав. Эта работа выматывает. Эмили почти не видит меня, Дин часто уходит на работу без завтрака. Я плохая жена? – Вдруг задаю ему вопрос, возвращая контакт взглядов. – Скажи мне честно, ты не обманешь. Я плохая мать и жена? – Эта тема всегда волновала меня больше других. И Терри был одним из немногих, которому не нужно было мне врать, чтобы сохранить спокойствие. Ему я доверяла  порой даже больше, чем самой себе. И, скорее всего, эта картина, что развернулась в гостиной, могла бы показаться дикой. Для соседей, для моих родителей, для мужа, для наших коллег, но мы почему то не воспринимали это как хорошо или плохо, просто не могли быть другими. Не ближе, но и не дальше. Я никогда не пойму, от чего так. – Знаешь, мне кажется, мама осуждает меня. И я так редко бываю у неё… - На моем лице вина, неподдельное чувство вины. Гляжу на Джона, задумчиво и вдруг спрашиваю – Скучаешь по матери? – Отчего-то я не боялась поднять эту тему, хотя обычно о таких вещах не спрашивают. Но я была на её похоронах, была рядом с Терри, да где я вообще не была рядом с ним, разве что на войне.
Вытаскиваю одну руку из-под пледа, стараясь, чтобы ткань не дай Бог не сползла и не обнажила грудь, и укладываю ладонь Джону на щеку. Ай-ай, вот это уже лишнее. Хотя, не на такой ноте, нет. – Она была чудесной женщиной. Знаешь, я так боюсь, что с моей матерью что-нибудь случится, а меня не будет рядом. Я буду на задании, буду спасать чью-то жизнь, не заботясь о её… иногда мне бывает так страшно… - Пожалуй, это один из моих больших страхов. Таких больших, что на глаза тут же наворачивается пелена слез. Мы так часто забываем про своих родителей, за течением своей жизни отодвигаем их на второй план, а когда бывает поздно, нам всегда больно. Глупые люди. Странно, но я бы не смогла говорить об этом вот так просто с кем-то другим. Даже с Дином. Тем более с Дином. Такая нелепость, а ведь он мой муж. Уколоть бы себя совестью, но не то состояние. Я с доверием смотрю в глаза Терри и мне очень хочется его обнять, почти нестерпимо, вот только, можно ли? Имею ли я право…

Отредактировано Rachel Wood (2013-11-11 04:57:16)

Жизнь забавная штука. Время скоротечно, и дни как вода убегают сквозь пальцы – простые истины. Я каждое утро просыпаюсь в половину седьмого, чтобы сделать привычные дела, поцеловать дочь перед школой на прощание, приготовить Дину завтрак. Потом бегу на работу сама, где все свои силы и мысли отдаю поимке преступников, налаживанию отношений в коллективе, другим бумажным делам. Работа – важная часть моей жизни, и, так случилось, что она отнимает времени даже больше, чем я провожу с семьей.
Нельзя сказать, что я жалею об этом. Нет, к сожалению, я люблю свою работу, иначе бы уже давно все бросила, если учесть все те минусы, которые так очевидны. Я добровольно вкладываю туда свои силы и нервы, любой нормальный человек просто не выдержал бы такого графика и ритма жизни. Плюс, мораль и ценности личности – становятся понятиями размытыми, когда иной раз тебе приходится лишить жизни человека в процессе работы. Легко ли? Легко ли лишить жизни человека, даже если он преступник? Вовсе нет. Я корю себя каждый раз, даже если не было выхода, даже если я могла сама лишиться жизни. В смерти нет правосудия, на мой взгляд, нет.
И вот, спустя много лет, мы с Терри лежим на этом проклятом диване так, будто бы и не чужие вовсе. А будто бы и живем своими жизнями. До этого подобные мысли не закрадывались в мою голову. Разве что по началу, когда было сложно принять, что Дин сдружился с Джоном. Но я никогда не делала преждевременных выводов. Тогда не стала устраивать Терри истерику, а теперь убедилась, что их приятельство искренно, и неважно, что там мы оставили за спиной. Дин ни в чем не виноват, он не знает о том, что у нас с Терри были отношения, и о том, что Эмили... мой Бог, я мечтаю забыть об этой лжи, вот только не выходит.
И хорошо, что Джон укладывается на спину, когда эта мысль холодком пробегает по позвоночнику. Я прячу глаза, как никогда остро принимая на себя вспышку воспоминания из прошлого. Вот уж, действительно говорят, что многие вещи понимаешь только с годами. Моя мать знает, кто настоящий отец Эмили, и никогда не попрекнула меня этим обманом, но каждый раз, когда она спрашивает, как дела у Джона, я вздрагиваю, я знаю, что не стоило лгать. Вот только... поздно?
Слова Джона окончательно добивают. Он не говорит ничего такого, но мысли цепляют за живое, ведь Терри чертовски прав. И, дай Бог, чтобы в этой комнате одна я подумала о нас с ним. О том, что не успелось, о том, что уже слишком поздно. И о том, что я жалею... Боже как стыдно, Рэй. При живом то муже!
- Ладно, что-то мы расфилософствовались. Давай-ка, Джон, бери дело, иначе утром нам обоим открутят головы – Улыбаюсь, пиная Терри в бок. Я не хочу работать. Совсем нет. У меня нет сил. И еще на глаза навернулись слезы, которые у меня хватит силы воли скрыть, послав Джона за чашкой чая. А потом мы всю ночь проведем за работой, и все станет на свои места. Каждый раз, когда тянет сорваться, я просто думаю о своей дочке. Её мама не может думать только о себе и о своих чувствах, она просто не имеет на это право. Моя семья не виновата, что я сделала ошибку. А значит, платить по счетам буду только я одна. А Джон... он и так счастлив, я верю в это, ему хорошо и без меня.