Промозглый ветер пробирал до самых костей, хотя Райт почти по самые уши спрятался в свою старую потертую кожаную куртку. Если честно, он вообще не собирался выбираться из дома. Погода не благоволила разгуливать по городу, давая волю своему телу. Но смс, чертово сообщение, пришедшее на его телефон, заставило выскочить на улицу не раздумывая о последствиях. Он не думал, не решал, не метался по комнате в муках выбора, нет. Он просто сунул телефон в карман, накинул куртку и отправился прочь из дома.
Прошлое убивает нас. Воспоминания будят в нас не самые лучшие эмоции, терзают наши души, ломают и делают слабее. Дилан прекрасно это понимал, но не мог противостоять тому, что происходило сегодня. Она слишком дорога ему, слишком въелась под кожу, да так, что не вытравишь ничем, даже самым сильным антисептиком. Залезла внутрь, заполонила все нутро, заставила думать и вспоминать, жить мыслями о ней. А он, между прочим, все еще женат, даже успел помириться со своей благоверной. Счастливая семья, любовь до гроба. Да уж. В его случае до гроба – только если он через неделю самолично пустит себе пулю в лоб. Долго эти двое не проживут вместе. Измотают, истерзают, доведут друг друга до исступления, а затем застрелятся оба к чертовой матери. Больные отношения, до отвращения безысходные. Но он ее любит, блять. Всем своим прогнившим до основания естеством. Только ей плевать. У нее слава, деньги, красивая жизнь и сраный кобель с петушиной прической. Забавный расклад.
Парень шмыгает носом, бредет по улице, полностью погрузившись в свои мысли. Ему все равно, что происходит вокруг него, что где-то идут люди, обходя его стороной, чтобы не наткнуться, что ездят машины, что нищие просят милостыню у дороги. Ему нет до этого никакого дела. Он идет в местный бар, где они договорились встретиться, а у самого дрожат поджилки. Они слишком давно не виделись. Слишком много времени прошло с тех самых пор, когда он целовал ее губы, обнимал плечи. Когда шершавыми ладонями гладил ее нежную приятную на ощупь кожу, когда казалось, что все очень просто. Увы, они оба ошиблись, все оказалось гораздо сложнее. Впрочем, как и всегда. У них по-другому не было и не будет. Дикие звери. Неприрученные. Опасные. Только вот друг без друга не могут. Драться, откусывать куски плоти, выгрызать ошметки шерсти, скалить гнилые осколки друг на друга, царапать ощеристые морды острыми когтями, а затем выть от боли, скулить, как вшивые шавки, прижимать уши и зализывать кровавые грязные раны. Никакой романтики, ласки, нежности, прилива высоких чувств, джентльменства. Грубо, жестко, погано, больно. Это их стиль. Жестокий, страшный, волчий.
Когда на горизонте появилась нужная улица, Райт отбросил все свои мысли и предпочел забить огромный болт, потому что загоняться по этому поводу не видел смысла. Что толку думать о том, как пройдет их встреча, если всегда все случалось по-разному? Одно было ясно совершенно точно: радости и счастья не будет. Тепла и уюта тоже. Ничего хорошего. Непроходимая пелена плотного дождя.
Массивные ботинки опускаются на ступеньки, молодой человек заходит в бар. Усаживается за барную стойку, подзывает жестом официанта, заказывает двойной виски. Бросает взгляд на часы. Скоро. Сглатывает нервный ком в глотке, облизывает пересохшие губы, злится сам на себя из-за собственной слабости. Уже долгое время старается задушить в себе подобные чувства, чтобы не быть таким как все, чтобы не подчиняться чувствам и эмоциям, но гребаные порывы души все равно одерживают победу. Правда, он всегда умел скрывать свой истинный настрой. Полезный навык. Несомненно.
Дилан слышит знакомый голос за спиной, по телу тут же пробегает нервная дрожь, скулы напрягаются. Несколько секунд он просто не дышит, а затем издает шумный выдох. Внезапно. Неожиданно. Странно. Пальцы рук предательски дрожат, но он сжимает стакан и опрокидывает содержимое в себя, прося повторить заказ. Не думал, что будет настолько страшно и сложно. Но ничего. И не в таком дерьме кувыркались, привыкли.
– И тебе не хворать, – здоровается с наигранной сухостью в голосе, взглядом пробегается по батальону бутылок, стоящих на полках.
Не смотрит, игнорирует, будто бы нисколько не заинтересован в ее появлении, но внутри все протяжно воет и скулит, желая повернуть голову в сторону и увидеть эту суку. Как изменилась, какой стала, как выглядит теперь. До этого момента ему даже казалось, что действительно стало плевать. Прошло время, наладились отношения с Тиффани. Вроде все встало на свои места. И эта особа не очень-то и вспоминалась, но вот так резко и беспардонно одна смс может разрушить привычную жизнь человека. Он тут же вспомнил обо всем и раз пять себя проклял за пресловутую слабость. А все совсем не так, как представлялось. На деле вышло все сложнее и непонятнее. Не просто взять и вышвырнуть кого-то дорогого и важного из воспоминаний, сердца, жизни. Тем более, эту дрянь, которая сейчас сидит рядом с ним. Она, как мерзкая грязь, застрявшая под ногтями, которую очень тяжело выковырять, как саркома легкого, как злокачественная раковая опухоль, от которой уже вовек не избавиться, пока не сдохнешь к чертовой матери. Она настоящее живое проклятие Райта, но он каждый раз позволяет ей врываться в его жизнь. Потому что раковую клетку не удалишь, не сотрешь, не вырежешь. Так и будешь жить с ней и мучиться до конца своих дней. Потому что слишком привык, слишком свыкся, даже полюбил эту ненавистную, убивающую опухоль.

По сути, он не ждал ничего от этой встречи. Прекрасно знал, что они не будут сидеть где-то в уголке, пить и шушукаться о чем-то как старые друзья. У них другой стиль, другая манера, другой мир. Свой. Дикий и необузданный. С пощечинами, ударами под дых, белой пеной у рта. Тогда почему он здесь? Почему, как только получил сообщение, пулей примчался в этот сраный бар, даже не оставив записки и не предупредив свою законную супругу? Потому что, блять, не все равно. Потому что ноет, болит и стонет внутри. Потому что тянет какой-то странной, непонятной силой. Лучше бы она не объявлялась. Лучше бы сдохла где-нибудь под забором. И не было бы столько проблем и ненужных эмоций. Так только хуже, гаже, паршивее. Но поздно. Она уже здесь, рядом, просачивает свои грязные щупальца прямо в душу, играя на нервах, как на струнах расстроенной гитары.
Молчание. Он не знает, что сказать, кажется, она тоже. Спрашивается, зачем себя мучить? К чему эти встречи? Оба соскучились по охрипшей глотке и увесистым ударам? По синякам, ссадинам, боли? Идиоты. Все, что они могли – издеваться друг над другом, не давая спокойно жить. Возвращаясь, встречаясь, видясь. Хотя по-хорошему, уже давно стоило бы помахать ручкой, смыться восвояси и жить спокойно, относительно нормальной жизнью. Без лишних эксцессов и нервотрепки.
Девушка заказывает бутылку виски. Райт не реагирует. Даже не усмехается, не демонстрирует свой привычный оскал зверя. Незачем. И так все понятно. Они оба пришли сюда для того, чтобы увидеть друг друга, потому что как бы и что бы ни было, они скучали. Вдвоем. Люто и невозможно. До одури. До дрожи. Но признаться в этом не могли не то, что друг другу, даже самим себе. Сложно, страшно. Проявление слабости, которое молодой человек дьявольски ненавидел. Нельзя. Сам наложил табу на подобные вещи, а переступить черту, послать все на хер мешала гордость. Собственная бесполезная, глупая гордость. Поэтому сейчас все выглядит так, будто оба просто решили надраться. Глупо. Как всегда.
Снова опрокидывает стакан, ставит на гладкую поверхность барной стойки, вытирает губы тыльной стороной ладони. Шмыгает носом, роется в карманах. Достает пачку, кладет рядом с собой, пальцами выуживает одну сигарету. Сует между губ коричневый фильтр, чиркает зажигалкой. Проклятье. Будто бы специально, она перестает работать, раздражая Дилана еще больше. Он и так, как оголенный нерв, готовый среагировать даже на самый маленький, незначительный пустяк. Накален до предела, вот-вот взорвется, но нет, рановато. Пытается сдерживать себя в руках и пока, к счастью, всех присутствующих ему это удается.
– Поздравить? – смешок, он продолжает чиркать зажигалкой и, наконец, подкуривает. Затягивается едким никотиновым дымом, облизывает губы, тянется к бутылке. Наполняет стакан, отставляет в сторону. – Опоздала. Поздравления принимали года два назад, – хмыкает, намекая, что женился он уже давненько и ее реплика более чем неуместна в данной ситуации.
Стряхивает пепел, устало смотрит на стойку, проводит рукой по дереву. Занятная ситуация. Он сидит и боится поднять голову, встретиться с ней взглядом. Боится, что она поймет, что ему далеко не все равно на нее и на то, что между ними творится после того, как он взглянет ей в лицо. Потому что можно долго и упорно играть роль, примерять маску, но глаза, мать их, глаза всегда выдадут с потрохами. Поэтому сейчас он сидит и пялится в эту чертову поверхность стойки и злится на самого себя за то, что оказался слишком слаб.
Щелчок. Будто бы в голове вспыхнула спичка, сработал выключатель. Аккуратнее с такими фразами, глупая девочка. Знаешь ведь, что Райт не так прост, как другие. Он способен завестись практически с пол оборота. И что ты будешь делать тогда, а, малышка? Принимать порцию мощнейших ударов? Захлебываться кровью, вытирать с лица размазанную тушь, держаться за ушибленное место и проклинать его? Не стоит. Не сегодня. Не будем возвращаться в прошлое.
Молодой человек шумно дышит, играет желваками, сжимает ладонью стакан. Не надо бы провоцировать его дальше. Ведь совсем не за этим пришли в это богом забытое место. Глупые люди. Оба. Действительно скучали, тосковали, хотели видеть друг друга, спросить, как дела, какие новости, как вообще жизнь, но нет. Много чего хотели бы сделать, но барьер, каменная непробиваемая стена. Нужно щериться, вздымать шерсть на загривки, скалить зубы и рычать. Ради чего? Ради новой порции боли? Разве ее так не хватало в вашей жизни? Кажется, вы нажрались ею с лихвой. Тогда к чему упрямство? К чему то, что вы делаете сейчас? Нет ответа. И никогда не будет. Свой мир. Своя Вселенная. Свои чертовы правила игры.
– Предположим, – снова сухо бросает на ее реплику о примирении с Тиффани. – А ты что же? Все так же размениваешься на кобелей, которые трахают тебя по углам? – усмешка, звериная, больная, волчья.
Дилан залпом осушает стакан, тут же жадно затягивается и выдыхает сигаретный дым. Противно, мерзко, гадко. Его выкручивает, когда он представляет себе эту интересную картину. Когда допускает мысль, что эта сука может быть с кем-то другим. Что кто-то другой ласкает ее, целует, трахает. Глаза наливаются кровью, дыхание учащается, а глотку сдавливает как будто бы в тиски от боли. Хотя, постойте, почему, ведь должно быть похуй? Какая к черту разница с кем она и где? Есть жена и своя жизнь, нет дела до этой мрази. О, если бы все было так. Он прекрасно понимает, что не имеет права что-либо говорить ей, упрекать, она не принадлежит ему, она не его девочка, их ничто не связывает, но с языка снова и снова срываются провокации, язвительные реплики и домыслы. Защитная реакция. Прятки с болью. Смешно, на самом деле. Люди так любят уничтожать себя.
Райт поворачивает голову и в упор смотрит на свою старую знакомую. И все бы ничего, все было бы идеально, ненависть, злость, обида и прочее, но блядские глаза выдают все нутро с потрохами. Вся душа отражается в этих пустых усталых осколках. И если ты не дура, девочка, то все поймешь, как только заглянешь в них. Если, конечно, тебе все еще это нужно.

Сергей Есенин - Грубым дается радость

Они никогда не были теми, кем хотели быть. Никогда не проявляли тех чувств, которые хотели бы проявить. Единственный случай в Шарлотт – выдох, слабость обоих, за которую они оба себя корили. Хотя именно этот момент и был настоящим во всех их непростых отношениях. Все остальное лишь грязь, ложь, гордость, обида и прочие не самые хорошие добрые чувства. Только они слишком горды для того, чтобы признать, что то, что случилось в Шарлотт – самое откровенное, самое чистое и правдивое, что было между ними. Но людям ведь совсем не просто признаться в своей слабости, верно? Слишком стыдно, потому что надо ведь изображать из себя Великую китайскую стену, как же. Райт занимался этим всю свою жизнь практически. И что вышло? Все вокруг считают его бесчувственным истуканом, памятником, не способным на проявление адекватных эмоций. Просто робот, да? Да только знал бы хоть кто-нибудь правду.
Поливать друг друга грязью они вдвоем умели виртуозно. Эффи провоцировала Дилана на злость, ненависть и агрессию, за что позже расплачивалась своим физическим здоровьем, а Дилан же задевал ее за самую душу, плевал в лицо такие слова, которые больно били девушку под дых. Но смысла в этом не было ни на йоту. Оба страдали, ненавидели друг друга, готовы были послать все к черту и уйти навсегда, разорвав все контакты и связи, а почему? Все из-за глупости. Банальной глупости и нежелания засунуть чертову гордость в задницу. Печальный факт.
И чего он пристал к ней с кобелями? Зачем вообще поднял эту тему? Хотел удачно парировать на ее выпад? Вряд ли. Мог бы просто смолчать, наверное, но не смог. Нутро вылезло наружу. Боль мерзким черным слизнем выбралась из-под кожи. Он не сказал что-то другое, проронил именно эту фразу, потому что волнует. Беспокоит этот факт, с которым парень просто не может смириться. Он не может представлять, думать о том, что кто-то ебет эту суку за углом. Не может представить, что она тяжело дышит, гладит какого-то хмыря по телу, стонет и истекает половой истомой. Мерзко, гадко, отвратительно. При таких мыслях ему хочется отбросить стул в сторону и приложить эту мразь, сидящую рядом, башкой о гладкую поверхность барной стойки. Да, он ревнует. Бесится, ревет и скалится, потому что не может смириться с мыслью, что эта дрянь принадлежит кому-то другому, а не ему. Даже собственная жена не вызывает в нем такого потока чувств, таких бурных эмоций. В пору бы задуматься, а, Райт? Кто вообще тебе нужен? Правильный ли выбор ты сделал, ублюдок?
Жадная затяжка, скрежет зубов. Дилан зол, как тысяча чертей, но все еще пытается держать себя под контролем, чтобы не натворить бед. Выпускает едкий дым, облизывает губы, наполняет стакан. Похуй на лимон, ему вообще не нужна закуска. Залпом опрокидывает виски в себя, ловит на себе ошарашенный взгляд бармена. Наверное, для этого мальца, как минимум странно, что мужчина и женщина сидят рядом друг с другом и как последние пропоицы, конченные забулдыги глушат крепкий напиток, изредка бросая друг в друга копья язвительности. Прости, парниша, когда дело доходит до дезинфицирования ран, до ампутации души без наркоза, вот так просто, на живую, остается только жрать виски и думать о том, как бы не сдохнуть во всем этом дерьме.
Еще стакан. Еще затяжка. Он тушит окурок в пепельнице и скалится, когда слышит фразу Торрес о том, что он тварь. Спасибо, девочка, он в курсе. Он прекрасно знает, какова его сущность слишком давно. Но на деле все очень относительно. Быть может, он и тварь, да, но кто вырвал тебя из цепких лап наркотиков, а? Кто, позабыв обо всем на свете, пытался повлиять на Тиффани и стащить ее с героиновой иглы? Кто снова поставил свою мать на ноги после ее болезни? Кто вкалывал, как проклятый, не жалея ни сил, ни собственного здоровья там, на Аляске, в дикий мороз и холод? Кто не сломался, когда отняли самое дорогое – отца? Может быть, ты, а? Имеешь ли ты право называть его тварью, не зная о его жизни даже наполовину? Как же глупы люди, как же посредственно они судят о других. Но Райт ничего ей не скажет. Не станет оправдываться и раскрывать перед ней все карты. Незачем. Считает его тварью? Пусть будет так. Он лишь болезненно усмехается и снова опрокидывает стакан виски. Да, сегодня определенно отличный день для того, чтобы напиться в слюни.
– Конечно. Ты ведь никогда не изменишься, Торрес, – чеканя чуть ли не каждую букву ее чертовой фамилии, произносит Дилан, скрипя зубами.
Стучит пальцами по поверхности стойки, смыкает челюсть, играет желваками. Прикрывает глаза, втягивает ноздрями воздух, чувствует ее запах. Ее блядский запах, по которому скучал, от которого сходил с ума всегда, даже не думая, не стыдясь того факта, что давно женат. Впрочем, стоит ли серьезно думать о браке, который был заключен в Вегасе с одним единственным ненавистным самому Райту свидетелем и парочкой пушек? Какая глупость. Так, обман, поспешность, никому ненужная, по сути, фикция. Он и сам это прекрасно понимал, да только что-то тянуло все равно. Привычка? Безвыходное положение? Страсть? Пес его знает. Молодой человек не мог объяснить данных вещей ровно так же, как не мог объяснить свои чувства к Эффи. Но не было никаких сомнений в том, что они действительно были. И пусть она не верит, считает, что он тогда солгал, плевать. Он знает, что тогда в Шарлотт все было по-настоящему, реально, искренне. Если бы она не оттолкнула его в сотый раз, возможно, все было бы иначе.
Сводит скулы, снова эта проклятая дрожь по всему телу. Руки трясутся. Душа стонет и плачет кровавыми слезами, умоляя прекратить эту перебранку, пойти навстречу, поговорить. Душа хочет совсем другого. Она устала, измотана и ослаблена после всего, что произошло за последние два года. Такие лютые нервотрепки, психодел, игры разума и бег по острию ножа уже порядком истрепали ее. Но Райт не станет демонстрировать свою слабость, нет, поэтому для того, чтобы приглушить стенания своей черной прогнившей души, ее жалобный омерзительный плач, он снова и снова вливает в себя очередной стакан крепкого напитка. Больше. Еще больше. Чтобы все атрофировалось к чертовой матери, чтобы было похуй на эту суку, сидящую рядом, которую так хотелось обнять.
Их взгляды встречаются. У Дилана сердце ухает вниз, кулаки сжимаются до белых костяшек, а в глотке встает этот сраный ком. Он смотрит на нее будто бы с вызовом, мол, давай, покажи, на что ты способна, какой еще подлый удар можешь отвесить, но в глазах отражается совсем иное. Глаза не морда, ими не сыграешь. Именно поэтому его обман, некая игра против собственной слабости мог бы быть раскрытым, если бы Торрес была чуточку умнее и внимательнее. Но нет, она не обратила внимания на его безжизненные пустые стекляшки голубых глаз. Слишком сосредоточилась на своей собственной боли. Как же это эгоистично, черт возьми.
– Думал, что хотя бы в твоих глазах узнаю прежнюю Торрес, но нет, ошибся. Вместо нее передо мной сидит эгоистичная, жестокая, наглая блядь, – безумно скалится, как загнанный в угол волк, отворачивается, чтобы не блевануть от ее холеной рожи. Изменилась ты, Эффи, зажралась. Теперь он совсем тебе не подходит. Обычная порода, дворовая, а тебе подавай знатных господ. Только что ж ты тогда притащила свою тушку в этот свинарник? Для чего? – Две бутылки, – это уже бармену. Молодой человек тянется в карман за бумажником, извлекает несколько купюр, кидает на стойку. – Не захлебнись в собственном дерьме, Торрес, – хмыкает, сует сигарету между зубов, подкуривает, забирает бутылки и слезает со стула.
Райт матерится себе под нос, проклиная все существо этой наглой, абсолютно бесчувственной бабы. Толкает ногой дверь бара, выбирается на улицу. Жадно затягивается, задыхаясь табачным дымом, кашляет, плюет на землю. Мерзко. Отвратительно. Шмыгает носом и двигает вперед, оставляя позади свое поганое прошлое и несбывшееся будущее. Две бутылки, пару пачек сигарет, больные мысли, выгрызающие все внутри. Тише, душа, тише. Алкоголя хватит, чтобы заглушить твои протяжные крики.

Отредактировано Dylan Wright (2013-11-17 19:04:35)

Он просто шел прочь от бара. Даже не домой, нет. Дома ему хотелось оказаться меньше всего. Там бы его все бесило, злило, и он бы точно разнес все к чертовой матери, а если еще и Тиффани там, то не поздоровилось бы и ей. Всем, кто хорошо знает Райта давно известно, что стоит его задеть, сильно, до глубины души, вонзить когти в сердце, он начинает дергаться и свирепеть, как дикий зверь. А что вы хотите? Тыкните палкой в волка, причините ему боль. Вряд ли после этого останетесь в живых.
Из кармана раздается звук проклятого мобильника. Парень чертыхается, доходит до ближайшей скамьи, ставит бутылки. Вынимает телефон, читает сообщение, стискивает зубы и злостно рычит, не опасаясь, что кто-нибудь может оказаться поблизости. Крепко сжимает в огромной ладони аппарат. Ему хочется швырнуть его об асфальт, разбить к чертовой матери, чтобы навсегда закончить этот гребаный психодел, избавиться от боли, которую причиняла из раза в раз эта тупая сука. Шумно дышит, кидает телефон на скамью, бросается к бутылке. Откупоривает, залпом пьет из горла, наплевав на все. Глотку жжет крепкий терпкий алкоголь, но плевать. Нужно залечить душу, без наркоза слишком больно. Это единственное спасение от сумасшествия на данный момент. Ставит бутыль на скамью, вытирает губы рукавом, тащит из пачки сигарету, закуривает. Стискивает зубы снова, дрожащими пальцами тыкает по кнопкам.

Отредактировано Dylan Wright (2013-11-18 06:22:21)

Глупо было полагать, что она остановится и прекратит дербанить несчастную душу Райта. В общем-то, на это он не рассчитывал. Она любила ворошить все его естество, выставляя наружу все слабости и болячки. Хорошо хоть не видит ее холеной, омерзительной рожи, от которой хочется блевануть. Боже, какой же сукой она стала. А ведь он помнил ее совсем другой. Даже тогда, когда он избивал ее ногами, нанося жестокие и беспощадные удары, она не была такой. Зажралась, обнаглела, потеряла себя. Глупая, безмозглая баба.
Он шумно выдыхает, трясущимися руками отправляет коричневый фильтр сигареты в рот, затягивается. Блядство. Снова этот психодел. Снова это чертово балансирование на краю пропасти. Снова взаимное доведение до исступления. Боже, как же он устал.
Звук сигнала вырвал молодого человека из своих мыслей. Он даже дернулся и выронил сигарету из рук. Мат. Грязный, паршивый. Он тянется к телефону, снова рычит, издавая утробный звук, закрывает глаза, стискивая зубы. Больно, сука. Изнутри будто все разрывается на части. Судорожно дрожащими пальцами он откручивает пробку, вливает в себя терпкий виски, пытаясь заглушить всю ту дрянь, что так душила где-то внутри. Главное, чтобы там, под ребрами не подохло все от всего этого дерьма. Трубку в руки, клацанье зубов. Ответ готов.

Хмыкает, кидает телефон на скамью, снова пьет, давясь крепким алкоголем. Виски стекает по губам, небритому подбородку, шее. Дилану плевать. Он лишь тянется за очередной сигаретой, чиркает зажигалкой, закуривает и плачет. Шмыгает носом, вытирает шершавыми ладонями глаза, опускает голову вниз и проклинает себя за всю свою нерадивую жизнь. Вот так, блять, просто. Каменная стена вдруг решила дать волю чувствам. Впрочем, ничего он не решал. Сил больше не хватило терпеть все это паскудство. Правда, вряд ли это случилось бы, если бы поблизости был хоть кто-то. А так… в радиусе, пожалуй, двух километров не было ни единой живой души. Поздно. Для всего уже слишком поздно.

Отредактировано Dylan Wright (2013-11-18 06:21:59)

Трудно брать мысли под контроль. Трудно держать эмоции в узде. Когда на протяжении очень долгого времени ты не даешь выхода каким-то эмоциям или чувствам, случается страшное. Ты ломаешься. Ты больше не можешь быть сильным, потому что внутри тебя все разорвалось к чертовой матери. Все, ты больше не фонарный столб, не равнодушная скотина. Обычный человек, правда, сломленный, покореженный и брошенный. И никому ты больше не нужен. Когда ты слабый, тебя вышвыривают на обочину жизни и плюют в морду. Еще бы. Ты ведь больше не можешь ничего, по сути. Тебя не бояться, не уважают, не сочувствуют. Почему? Да потому что ты тряпка. Вот и все. А тряпки никому не нужны. И ведь не объяснишь, что чувствовать это совсем не то же самое, что быть безвольным, никчемным тюфяком.
Шумный выдох, глотку саднит, появляется ощущение тошноты. Так всегда бывает, когда нервы берут вверх, а пульс бешенными ударами колотит по вискам. Затягивается, облизывает пересохшие губы, прикрывает глаза. Жмурится, касается ладонью своей небритой морды, а слезы сами стекают по грубым щекам. Даже перед собой больше не стыдно за эту слабость. Боль и безысходность покрыли все остальные чувства. Почти все. Кое-что все-таки осталось за воротом.
Снова звук сигнала. Молодой человек тут же открывает глаза, дергается и с ненавистью глядит на свой мобильник. Тварь. Когда же ты успокоишься? Когда прекратишь намеренно убивать его изнутри? Или тебе нравится, что он загибается от боли? То, что ты каждый раз растаптываешь его и равняешь с грязью, доставляет тебе удовольствие? Эффи, Эффи. Большой вопрос, кто же после этого настоящая тварь. Он хватает трясущейся рукой телефон, смотрит на расплывающийся перед глазами текст, снова шмыгает носом. Кулаком вытирает проклятые слезы, скрипит зубами и чуть не воет от своих душевных терзаний. Если бы она знала, если бы только догадывалась, что он чувствует и что она способна сделать с ним. Гнусная, зазнавшаяся блядь.

Короткое сообщение, бесшумные сотрясания в плаче. Лишь плечи дергаются, выдавая его с потрохами. Ладонь ослабевает, мобильник падает на землю, а Райт снова тянется к бутылке, которая уже слишком давно стала для него лучшим другом. Наверное, это последнее смс. Она больше не ответит, он больше не напишет. Все кончено. Они сами положили конец всей той паутине, что тянулась за ними с самого Деври. Столько городов, столько пересечений и к чему? Чтобы сейчас так бездарно просрать все, что их связывало? Как же глупо.
Он выдыхает, жадно затягивается и швыряет недокуренную сигарету на асфальт. Шмыгает носом, проводит по губам тыльной стороной ладони, трет пальцами глаза. Снова и снова вливает в себя мерзкое пойло, чтобы хоть как-то подлатать душевные раны, чтобы хоть как-то держать себя в руках, а не сойти с ума и не двинуться рассудком. Молодец, Эффи, сегодня ты чудесно постаралась. Выше всяких похвал.