Имя и фамилия:
Изольда Ольгестина Винченция София Мэлоун Грэмл | Izolda Olgestine Vincenzia Sofia Malone Grahaml
Прозвища:
Иззи (Исси), в принципе, с готовностью откликается на любое имя из трехэтажного списка, хотя в повседневной жизни использует первое.
Возраст и дата рождения:
17 июля 1980 года
33 года
Семейное положение:
Замужем

Место рождения:
Рим, Италия
Родственники:
Мать: Камилла Кристина Пьета Пьямонтти, настоящее имя, возможно, Мэри Уоллис Мэлоун, мертва
Отец: Джеймс Томас Грэмл, мертв
Мачеха: Стефани Элоиза Грэмл, в девичестве Кэнвуд, мертва
Младший брат (он же экс-муж №1, неофициальный): Томас Грэмл, жив
Младшая сестра: Маргарет Грэмл, жива

Экс-муж №2: Саймон Хэтклиф, мертв
Нынешний муж: Говард Ливингстон, жив 
Воспоминания:
Моя история начнется с рассказа о женщине, которая родилась, примерно, в 1953 году. Я говорю примерно, потому что мне неизвестна настоящая дата рождения моей матери, так же как ее имя и вообще, какие-либо обстоятельства ее появления на этот свет. Вполне возможно, что настоящим ее именем было Мэри Уоллис Мэлоун, а местом рождения Аплтон, штат Висконсин, США, хотя она всегда утверждала, что появилась на свет в Италии. Но как бы то ни было, моя мать придумала себе историю куда более яркую и увлекательную, чем то было на самом деле.
Камиллу Кристину Пьету Пьямонтти, или, как еще она представлялась, графиню Кальзатти помнили многие. Она напоминала праздничный вихрь, который врывался в размеренную и закономерную жизнь обычных граждан и трудоголиков, ее образ жизни одновременно манил и шокировал, многих притягивал и уж точно производил впечатление на всех. Разумеется, Камиллы Кристины Пьеты Пьямонтти никогда не существовало. Равно как и титула, графиня Кальзатти, но моей матери это совершенно не мешало. Кристина жила в своем мире, который она превратила в подлинную сказку, там было возможно все, там ее судьба разворачивалась по придуманным ею законам и всякий, кто окружал ее или желал попасть в ее окружение должен был играть по законам той самой сказки.
Ее появление дурманило, пьянило и сводило с ума, обаяние, непосредственность и безумие этой женщины настолько пленяли окружающих, что много позже, очнувшись от того самого дурмана, персоны некогда ей очарованные не могли поверить в те поступки, которые они совершали, будучи во власти этой женщины. Кто-то ими восхищался, но большая часть – стыдилась и пыталась оправдать себя. Так было и с моим отцом.

Мне мало, что известно о жизни матери до ее брака с моим отцом. Мне известна лишь ее сказка, которую она рассказывала мне каждый вечер перед сном, когда я была маленькой девочкой. Сказка о юной принцессе, чья семья некогда правила маленькой страной, но потеряла власть из-за войн и восстаний, которая осмелилась полюбить неровню себе, а после, под давлением царственных родственников отдать чужим людям плод этой любви. Отданная чужим людям девочка выросла и отправилась путешествовать по миру, в поисках своих родителей, однако, не была узнана своей матерью.
Помимо этой душещипательной истории, мне известно, что  до встречи с моим отцом Кристина была замужем за американским дипломатом. Этот брак (как и все ее прочие) наделал много шума, продлился несколько лет, остался бездетным, подарил моей матери американское гражданство и, по всей видимости, опровергает тот факт, что Кристина появилась на свет в Америке.
Моей матери было почти тридцать, когда она познакомилась с отцом. Это был благотворительный бал, и тогдашний ее спутник был склонен к, сомнительного рода, выходкам, одной из таких стала моя мать в качестве его спутницы на том балу. Мама много и часто со смехом вспоминала тот вечер, не переставая удивляться, как ее в тот вечер пустили на столь помпезное мероприятие в столь откровенном наряде, а меня всегда интересовало, кто пустил ее в то общество, зная о ее крайне сомнительной репутации. Но сейчас это все уже абсолютно не важно.
Моему отцу тогда едва исполнилось двадцать пять, он был любимым сыном и наследником, подающим надежды и радующим своих родителей, но в тот вечер появление Кристины перевернуло все его существование, заставило оставить горячо любимых родителей, расторгнуть помолвку со своей нареченной, учинить грандиозный скандал и едва не потерять все, что имел. Первый месяц мои бабушка с дедушкой и вовсе не представляли, что творится с их сыном, они уже готовились к самому худшему, когда блудное дитя наконец дало о себе знать, позвонив откуда-то с Карибских островов и сообщив, что он в полном порядке. Он влюблен, счастлив и они с женой, вероятно, скоро станут родителями. В тот день у моей драгоценной бабушки случился инфаркт, она никак не могла поверить, что ее ненаглядный сын, хороший мальчик связал себя узами брака с женщиной, о чьем разгульном поведении говорила половина старушки Европы. Она называла Кристину шлюхой и ведьмой и была практически уверена, что эта куртизанка околдовала ее сына.
Конечно, в тот момент его родителям казалось, что все самое страшное уже свершилось, но спустя два месяца перед ними замаячила надежда на прежнюю, мирную и достойную жизнь. Любовь отца к Кристине выдыхалась, как оставленное в бокале шампанское. Едва спало первое опьянение, как он понял всю абсурдность и спонтанность своего поступка, а так же – катастрофические последствия, к которым он мог привести его семью, но винить себя было уже поздно. Первым делом он оставил дом Кристины и вернулся в родительский, где был великодушно прощен за свою глупость и юношескую горячность. Следом отцом и дедом был начат бракоразводный процесс, который, к их неудовольствию, затянулся еще более чем на полгода и, наконец, получил сдвиги лишь когда на свет появилась я.

Я родилась далеко от страны, которую в будущем буду считать своей родиной. Это произошло 17 июля 1979 года в Риме. Это в Европе. Кристина всегда называла его своей родиной и потому представлялась итальянской графиней. Правда она совершенно не говорила по-итальянски (при этом свободно владея французским и немецким), но мало кто обращал внимание на эту малость, ведь это, право, такой пустяк.
Судя по многочисленным хроникам, развод моих родителей прошел удивительно спокойно, чем немало удивил общественность и разочаровал прессу. Кристина ничего не просила у своего «супруга» или его родителей, единственным ее условием было мое признание дочерью и первенцем Джеймса Томаса Грэмла. Так звали моего отца.
Что касается моего имени, то здесь мама отыгралась по полной. Отец в моем наречении не участвовал, хотя, наверное, после того как услышал мое полное имя сильно об этом пожалел. Вполне возможно, что он видел меня Джессикой или Ребеккой, но мама распорядилась своими правами по собственному усмотрению.
Мое полное имя Изольда Ольгестина Винченция София Мэлоун Грэмл. Правда сразу отмечу, что фамилию «Мэлоун» я добавила уже после своего совершеннолетия, в память о матери и ее возможной подлинной личности. А теперь вот вам полная расшифровка как в честь кого и почему меня так назвали. Как я уже упоминала выше, моя мать считала себя незаконнорожденной дочерью некой принцессы, а потому была одержима идеей дать мне поистине «королевское» имя. Выбор моего первого имени, как ни странно, оказался весьма тривиален, так звали любимую литературную героиню моей матери. Признаться, я никогда не интересовалась, кем была эта героиня, лишь тешила себя надеждой, что это не была Изольда Белокурая из одноименного кельтского мифа. Имени Ольгестина вы не найдете ни в одном источнике, ну еще бы, по хорошему это комбинация двух имен «Ольги» и «Эрнестины», по уверению Кристины так звали двух сестер, итальянских графинь, которым она была обязана своим воспитанием. Я никогда не видела их, а потому не возьмусь утверждать, что они, когда-либо существовали. Госпиталь святого Винченцо, где я появилась на свет, подарил мне третье имя в моей метрике - Винченция. И, пожалуй, оно всегда нравилось мне больше всех прочих, по крайней мере – интересно звучит. Грэмл – моя фамилия по отцу. А как же имя «София», скажете вы? Все верно, в моей метрике фигурирует и оно, но для меня самой оно было загадкой почти 20 лет, а потому, его причины я назову позже.

Первые три года я провела с матерью. По требованию Кристины суд обозначил мое полугодовое пребывание с каждым из родителей, но моя мать была достаточно умна, что бы понимать, что едва ли кричащий младенец может вызвать у своего отца какие-либо чувства или суметь наладить с ним контакт. Мои встречи с ним, до той поры, носили эпизодический характер, Кристина навещала его пару-тройку раз в год, когда попутный ветер заносил ее в Америку, а после возвращалась в нежно любимую ею Европу вместе со мной. В то время мы постоянно проживали в Швейцарии, а потому моим первым языком был немецкий, на нем я до конца жизни общалась с матерью. До моего первого сознательного визита к отцу мои познания в английском были столь малы, что с отцом, прочими родственниками и прислугой я объяснялась исключительно жестами и мимикой. Наверное, трехлетнему ребенку и вовсе не нужен был язык, для полноценного существования, хотя, к концу своего первого полугодового пребывания в США я уже понимала все, о чем со мной говорили и, в последствии, мне удалось достаточно успешно заполнить пробелы в этой своей сфере знаний. С тех пор я постоянно жила на два дома. Как правило, полгода, начиная с конца осени и, где-то, до середины весны я проводила в Бостоне с отцом, а летние месяцы – с матерью в Европе. Кристина не любила засиживаться на одном месте, а потому мы постоянно переезжали. За двадцать лет мы успели пожить в Италии, Франции, Испании, Барселоне, Англии, Швейцарии и Австрии, Греции, Чехии, Монако, побывать в Бразилии, Мексике. Аргентине, Канаде, Швеции, Финляндии, Польше, Турции, Марокко, Алжире, Карибских островах и даже Китае и Филиппинах. Кристину всегда манило все яркое и неизведанное. Еще ряд Азиатских стран она посетила без меня, но предоставила подробнейший отчет об этих своих путешествиях.

В то время мой отец был уже женат вторым браком. Дед с бабушкой приложили достаточно усилий, что бы первый скандальный брак их сына остался, как можно менее, известен прессе и их кругу, покладистость и неконфликтность Кристины в вопросах развода им была только на руку. Прошло чуть менее трех лет, и в доме моего отца появилась красивая изящная блондинка с безупречными манерами и такой же безупречной репутацией. Новоиспеченная миссис Грэмл была столь безупречна, что даже сына подарила супругу ровно через 9 месяцев после их свадьбы. Наследника. Томаса Грэмла-младшего. В дальнейшем с этим человеком будет связано множество эпизодов моей биографии, но в это время он был слишком мал, что бы я действительно удостаивала его своим вниманием. Но я помню нашу первую встречу. Жена моего отца, прекрасная и безупречная, с искренней улыбкой протягивала мне свою руку, в то время как другой прижимала к своей груди свое самое большое сокровище. Тогда она показалась мне кем-то вроде феи или ангела, такого, как рисовали на своих полотнах мастера Ренессанса.

Наверное, мое детство ничем не отличалось от детства других детей, за исключением того, что я проводила его на двух разных континентах. Оба родителя пытались лепить из меня собственное подобие, пуская в ход весь арсенал своих талантов и навыков и делали они это столь увлекательно, что время от времени к этому процессу подключались многочисленные ухажеры Кристины, а то и родственники моей драгоценной мачехи. Порой мне казалось, что обстоятельства моего появления на свет столь заводили их, что каждый просто считал своим долгом вылепить из меня собственное подобие. Разумеется, самое лучшее и уникальное. Сделать это с таким мастерством, с которым не могли бы сделать другие. Каждый из них ощущал себя Богом-творцом, творящим свой шедевр. Вот только я никогда не была глиной. Я была скорее металлом, который закалялся от внешних воздействий.

Несколько поменялась ситуация, когда я, наконец-то, пошла в школу. В тот год моя мать впервые навестила отца с тех пор, как мне исполнилось три. Разумеется, я не могла учиться в двух разных школах на протяжении каждого года, пусть даже первое время такой вариант казался ей если не естественным, то вполне допустимым. Отец же был настроен категорично, он был намерен дать мне хорошее образование и «сделать из меня человека». Джеймс Грэмл не допускал даже мысли, что его дочь может пойти по стопам своей матери. Наверное, я его сильно разочаровала. Кристина не сопротивлялась, она подробно расспросила бывшего супруга о моих потенциальных школах, поинтересовалась, должна ли она оплачивать ее или предоставить какие-то документы и после этого с достоинством удалилась. Моя мачеха, весь ее визит сидела в соседней комнате, перебирая четки и губами нашептывая молитву, упрашивая Пресвятую деву сохранить ее семейный очаг. Я сидела на кушетке напротив ее и болтала ногами. В моей матери ангельская Стефании чувствовала если не воплотившегося демона, то, вероятно, Вавилонскую блудницу собственной персоной. В то время я не понимала этого, но в дальнейшем, с огромным интересом подмечала подобные нюансы и, при возможности, высмеивала их.

Школа. Та, что выбрал отец мне не нравилась, там была ужасная форма, которую обязывали носить ежедневно, жесткое расписание, лишавшее меня какой-либо свободы и сборище полных дур. Последний критерий я вынуждена была осознавать постепенно и страдать от недостатка должного и достойного внимания к своей персоне. Если в течение первого года большая часть моих «коллег по школе» казалась мне вполне милыми и забавными, то в дальнейшем уровень их деградации заставлял меня скрипеть зубами от досады. То были выхоленные девочки из хороших семей, которые без запинки выпаливали правильные ответы, которые готовили красочные и подробные научные проекты, каждый год одни и те же. Для всех них Библия была настольной книгой, и они цитировали ее при всяком удобном моменте, не особо вникая в смысл сказанных ими фраз. Они не умели думать, рассуждать, их фантазия и воображение были ограничены прочитанными ранее книгами. Они были не способны придумать что-то по-настоящему новое и все их «оригинальные» творения представляли собой заимствованные части уже существующих произведений без какой-либо четкой логики и взаимосвязи. Сарт утверждал, что: «Ад – это другие». Мой персональный Ад длился больше десяти лет.
Школа запомнила меня с самой плохой стороны. Я отличалась от большинства ее учениц, о которых уже писала выше. Как правило, мне доставалось за вызывающее поведение,  громкие комментарии к вещам, с которыми я была не согласна, или эпатажные выходки, которые окружающие меня личности почитали личным оскорблением. Я не скажу, что нарочно пыталась задеть их своими поступками, но и, зная об этом, я нисколько не пыталась себя сдерживать. Имя моей матери, названное вслух и вовсе производило на местных обитательниц поистине колдовское действие, все они замирали как изваяния, нашептывая губами свои молитвы. Единственная девушка, которой я вслух пожелала аналогичной судьбы прорыдала в туалете целый день. Разумеется, меня заставили извиниться, а потом пожалели об этом. Но это выглядело забавно. Единственное, что удивляет на общем фоне, что исключить меня пытались всего единожды, во всех остальных случаях мои воспитательницы и преподавательницы с христианским смирением продолжали вбивать в меня христианские добродетели.

Если отбросить в сторону тот факт, что школа была помешана на религии, то можно признать, что там давали вполне-таки достойное образование. Конечно, нас совершенно не учили думать, но это не могло остановить человека с интеллектом. Меня научили читать и писать, а потому теперь я, вполне, могла продолжить свое образование самостоятельно. Теперь, все каникулы, которые я проводила с матерью, позволяли мне самообразовываться. Европа была колыбелью человеческих достижений, а частые переезды из страны в страну позволяли мне знакомиться с тамошней культурой, историей и прочими местными науками и достижения лично, а не по учебникам.

С тех пор как я пошла в школу, мы с матерью еще больше отдалились друг от друга. Я всегда знала, что Кристина любила меня, как умела, но ради меня она не собиралась менять свой образ жизни, который был смыслом всего ее существования. У моей матери никогда не было образования или профессии, но Кристина была красива, умна, обладала особенной харизмой и умением пленять людей. Говоря устаревшим языком, мою мать можно было назвать куртизанкой. Ее бесконечные связи с мужчинами, вечные переезды и преследующая атмосфера вечного праздника были вынужденной необходимостью. Без них она не могла прожить и дня. Порой я ловила себя на мысли, что все это было ей важнее меня и, наверное, так оно и было. Она бы могла продолжить свою жизнь, если бы я не появилась, но никогда – откажись она от всего этого. Кристина скончалась в своей «родной» Италии в тот год, когда мне исполнилось двадцать. Ей было всего пятьдесят. Матери удалось скопить небольшое независимое состояние, которое она завещала мне, вместе со своей итальянской виллой, той самой, на которой я жила в раннем детстве.

Кроме денег и дома мне досталась огромная коробка с целым ворохов старых документов. Я потратила не один вечер на их изучение, одних только свидетельств о рождении там было штук семь, это не считая прочих удостоверений личности, общее количество которых перевалило за полсотни. Но среди этого вороха (который сам по себе представлял интерес) я нашла нечто, что еще больше привлекло мое внимание. Это были денежные переводы, которые продолжались до 1993 года. В качестве отправителя там фигурировала дама с некогда весьма звучной фамилией и именем София. Так я разгадала тайну своего последнего имени, но, признаться честно, это мало как прояснило прошлое моей матери, она не вела дневников и не оставила никаких писем. Она оставила только то, что хотела мне оставить. Кристина завещала похоронить себя в Риме, что было мной исполнено.

По возвращению в Америку я поступила в колледж, выбрав в качестве специальности философию и культурологию.

С этого момента начинается мое осторожное сближение, кто бы мог подумать, с моим младшим братом Томасом. Его мать не на долго пережила мою собственную. Стефании мучил тяжелый порок сердца, она мужественно держалась из последних сил, но ее не стало менее чем через пять лет. Смерть горячо любимой матери перевернула сознание юноши и он, не найдя должного утешения отца и младшей сестры, как в омут, бросился с головой ко мне.
В то время за мной уже начала складываться определенная репутация, которая ужасно нервировала моего отца. Его кошмары оправдались и я оказалась слишком похожа на свою мать, которую он всегда пытался забыть как страшный сон. В колледже нас никто не контролировал и не ограничивал в чем-либо. В перерывах между экзаменами золотая молодежь вроде меня, отщепенцы и прочие безбашенные личности употребляли в неограниченных количествах алкоголь, баловались марихуаной и ЛСД, закатывали невероятные вечеринки, которые разгонялись полицией, при этом, умудряясь параллельно писать выпускные и научные работы, вести общественную деятельность, вмешиваться в политику и экономику. Все, как в старые добрые времена, когда студентами двигала идея. Мы тоже были идейными, мы чувствовали себя свободными, мы никому ничего не были должны.
Томас достойно вписался в нашу компанию, когда отец лишил его содержания, мы умудрялись просуществовать на те средства, которыми располагала я. Сейчас, оглядываясь назад, я не понимаю, как нам это удавалось, но, в то время, мы умели довольствоваться очень немногим. Апогеем наших с братом экстравагантных отношений стал визит в Нидерланды, откуда мы вернулись… мужем и женой. Разумеется, законодательства США не признавало подобные браки, но нам этого и не было нужно, наш новый образ стоил нам дорого и мы намеревались разыграть его достаточно ярко, что бы окружающие запомнили его. Как муж и жена мы представлялись на всех приемах и мероприятиях, куда нас имели неосторожность пригласить, или куда мы приходили сами, используя имя нашего отца. Слухи до него дошли бы достаточно быстро, если бы только мы сами не нанесли ему визит. Разумеется, Джеймс не одобрил нашу с Томасом шутку. Брату было велено покинуть дом и не вспоминать о нем, покуда он не задумается о своем поведении, меня же одарили кучей нелестных эпитетов, включая «шлюху» и «ублюдка». Наверное его тешила мысль, что в этих определениях он не ошибался. В соседней комнате заливалась слезами Маргарет, которая умоляла брата «одуматься» и напоминала ему о божьих карах за кровосмешение. Томас ответил ей, что Бога нет, ведь он не думал спасать их маму, когда они так нуждались в ней.
Думаю, что в то время мой отец пожалел, что годом раньше поддался уговорам и выдал мне четверть акций, которые ранее намеревался оставить мне в наследство. Теперь они стали нашим с Томом источником дохода, его с лихвой хватало, что бы содержать двух бездельников вроде нас и покатать нашим экстравагантным выходкам. Но между нами никогда не было того, в чем нас подозревали окружающие, поддаваясь своим порочным мыслям. Мы разыгрывали свою «супружескую» жизнь как по нотам, но нам никогда не приходило в голову делить друг с другом постель. Все эти года у меня были другие мужчины, у него – другие женщины, а мы оставались друг для друга братом и сестрой, талантливо исполняя свои роли на людях и шокируя их своим поведением. Но нашему «союзу» было не суждено просуществовать долго.

Постепенно злость Томаса на окружающих и самого себя проходила. Мы были слишком разными, по своей натуре, что бы дружить всю оставшуюся жизнь. Медленно, но верно, его чувство ко мне и моему миру начало выдыхаться, как и у его отца, четверть века назад. У него начинало просыпаться осознание неизбежности, которая была уготована ему другими людьми, и которую он обязан был принять. Я жалела его. Я не была обречена на чужое будущее и никому не желала подобного, но Томас выбрал свой путь осознанно. В один прекрасный вечер, после нашей с ним ссоры он вернулся к отцу, который, помня свою юность, великодушно простил своего единственного сына. Его, но не меня. В тот день я стала врагом № 1 для своей собственной семьи.

Не скажу, что я особо была расстроена потерей своей семьи. Как ни странно, но самые теплые чувства в ней у меня вызывала Стефании, которая, не смотря на свою зацикленность искренне желала мне добра. Но с ней умерло все хорошее, что было в семье Грэмл, все. Что меня с ней связывало. Вторая часть это связи, как ни странно, умерла вместе с моей матерью. Я не стала ни своей матерью, ни своим отцом, но именно это в итоге отдалило меня от них обоих.

Следующие несколько лет я потратила на самообразование и путешествия. Я побывала везде, где, некогда, была вместе с матерью, в том числе и в Италии, где мы когда-то жили, а мое возвращение в Бостон на ПМЖ было связано, как это ни странно, с замужеством.

Саймон Хэтклиф не годился мне в отцы, он годился мне в деды, в день нашей свадьбы ему исполнилось 74, хотя мне не было еще даже тридцати. По его собственным словам я напоминала ему бурную молодость и он пристально следил за связанными со мной событиями с тех пор, как в совет директоров проникла весть о моем браке с Томасом. Рядом со мной он молодел, насколько это было возможно в его семьдесят. Разумеется я в этом браке преследовала лишь выгоду, ведь у Хэтклифа был самый большой пакет акций, после того, которым владела моя семья и совершенно не было наследников. За  этот брак я получала все его акции и имущество, а взамен обязана была прожить с ним до конца его дней. Конечно, в наши дни старики могут жить практически вечно, но судьба избавила меня от подобной участи. Наш с ним брак не продлился и двух лет, в финале этой истории мой супруг скончался в больнице, не переживя еще одного инфаркта. Я не прикладывала руку к его гибели, я бы и так получила все, что мне нужно. После его смерти, я стала обладателем пакета акций, который почти сравнялся с тем количеством, которое должно было в итоге отойти моему брату. Но для войны было еще слишком рано.

Часы бьют полночь. Личная медсестра отключает аппарат жизнеобеспечения. Томас с непроницаемым лицом и Маргарет в слезах. Земля тебе пухом, Джеймс Грэмл. Я начинаю свою партию.

Я не выдержала ни траура по своему мужу, ни траура по отцу. Моим новым мужем стал Говард Лингвистон, лоббист в компании моего отца, обладатель небольшого пакета акций, который, так же как и я, отчаянно желал власти. Он стал первым мужчиной, который сумел соблазнить меня не применяя ничего, кроме своего ума. Для меня это решения стало почти спонтанным, осталось дождаться, что де из этого всего получится.

Отличительные черты:
Любовь к эпатажу и экстравагантности. Изольда вполне может заявиться в очень необычном платье или со странной прической, так же в ходу яркий макияж и аксессуары.
Занимаемая внешность:
Rebecca Hall

Привычки:
Вредные:
Любит крепкие алкогольные напитки, такие как виски, коньяк, джин и абсент. Так же употребляет русскую водку, хотя в число фаворитов последняя не входит.
Курит. Много и с удовольствием. Использует личные тонкие сигары, которые ей изготовляет компания (ранее - отцовская, нынче, вроде как, ее собственная).
В колледже баловалась легкими наркотиками, но с тех пор не бывало.
Спать до полудня. По натуре Изольда самая распоследняя сова, не встает раньше полудня без веского на то повода, а порой и ранее двух часов дня. На мнение окружающих по этому поводу (как и по всем остальным) ей пофиг.
Амбиции, жада власти и мести. На текущий момент являются смыслом жизни, а потому не подвергаются какой-либо критике, если жизнь дорога.
Мужчины: умные и харизматичные, остальное неважно, главное что бы побольше.
Эпатаж: умение и желание шокировать общество. Чем сильнее, тем лучше.
Страхи:
Не достичь желаемого.
Недолюбливает членистоногих насекомых, но они вызывают не страх, а чувство омерзения.
Ненавидит любое проявление фанатизма в религии, считает это признаком глупости и узости мышления. Библию ненавидит особенно, спасибо католической школе.
Хобби и навыки:
История, культура, религия, искусство, архитектура, скульптура, живопись, графика, театр, дпи, философия, археология, политика, экономика, медицина, инженерное дело и еще куча всего. Нет, это не навыки, это - сфера интересов Изольды. Иными словами, легче сказать что ее не интересует в это мире: психология и социология, да и то, лишь по той причине, что представители данных профессий, считая себя самыми умными любят учить жизни окружающих. Ее это ужасно раздражает.
К хобби можно отнести книги и интересных людей, а так же - борьбу за отцовскую компанию.
Коллекционирует антиквариат и живопись.
Навыки:
Диплом по культурологии и философии
Три года в медицинской школе Гарварда, изучала для личного интереса и общего развития. Продолжать не планировала и не планирует.
Умеет врать и вводить в заблуждение, чем охотно и активно пользуется, да и вообще неплохая актриса. Склонна к показушности.
Умеет и любит иронизировать.
Частичный амбидекстер, может активно выполнять левой рукой большую часть повседневных вещей, в том числе и писать. Доминирующее полушарие - правое.
Склонность к гуманитарным наукам.
Помимо английского свободно владеет немецким и французским.

Общее описание:
От родителей ей достались самые худшие качества. Так сама Изольда говорит от себе. От жизнерадостной Кристины ей досталось полное пренебрежение общественным мнением, инфантильность, лень, любовь к эпатажу, бесцеремонность, легкомыслие. А так же тонкость душевной натуры и обидчивость. От Джеймса - чопорность, заносчивость, полное равнодушие к окружающим и их проблемам, алчность и меркантильность.
Разумеется весь этот жуткий коктейль в своей новой оправе приобрел совершенно иную окраску. Все они полноценно и усердно применялись для создания социального статуса и имиджа Изольды.
На самом деле маловероятно, что общение с таким человеком может доставить удовольствие большинству людям. Изольда способна вести себя более-менее сносно лишь в том случае, если собеседник ее интересует. Да и понятие "сносно" в определении этой дамы звучит не особо многообещающе. Это всего лишь говорит о том, что вам будут в два раза меньше хамить, в ответ на ваши заявления и, возможно, не сочтут за труд улыбнуться. Даже не надейтесь, что вас будут слушать, с тем же успехом вы можете делиться своими впечатлениями с фонарным столбом, скорее слушать будете вы, да еще и принимать к сведению, что вам было любезно позволено внимать всем ее словам. Одним словом, Изольда, жуткая дрянь.
В случае необходимости Иззи способна думать о последствиях своих слов и действий, но, как правило, это удается ей со значительным трудом. высококлассные финты и правильные ходы обусловлены не столько логикой и здравомыслием, сколько природной смекалкой и находчивостью. Как хорошая актриса, Изольда неплохо умеет подстраиваться под ситуацию, но никогда не позволит окружающим ее и соперникам прознать об этом.
Не смотря на свою мнительность и высокомерие, Изольда отлично умеет давать делать профессионалам свою работу и никогда не лезет с советами. Будь то маникюр или экономическое право.
Не умеет признавать ошибки и поражения. Таковые моменты оканчиваются истерикой/пьянкой (зависит от ситуации) и поселяют в ее рыжей головке планы изысканной мести. К слову, это то единственное, что Изольда действительно умеет делать.

Есть ли у вас другие персонажи на нашей ролевой?
Нет
Связь:
Муж, его любовница и почта
Пробный пост:

антиквариат

- ..Именно поэтому я старюсь свое время тратить не на таких как вы, а на новые исследования и эксперименты.
Тони Старк никогда не был идиотом, он был гением, но по мнению Тесс он был ужасно ограничен в этой самой своей гениальности, во всяком случае ни для кого не было секретом, что Старк-младший имел в этой жизни только две страстные привязанности - наука и женщины, а проблема заключалась в том, что ни в одну из этих привязанностей мисс Мерсер, не попадала, увы или к счастью выяснить еще придется, но возможность открытой манипуляции была зарублена буквально на корню. Причина по которой Тесс не попала в категорию "наука" и так очевидна, она не мела в голове роя формул, технической базы да и ее рыжая головка была наполнена мозгами, а не компьютерными нанотехнологиями, что касается второго пункта, нет, по внешним данным она очень даже подходила на объект данной "привязанности", пожалуй даже более чем, но тот факт, что Энтони Старк был ее личным соперником, в какой-то мере даже врагом, да и просто личностью не особо достойной, в глазах директора ЛютерКорп, ее личного мнения, во всяком случае пока, а дальше, время покажет.
- Не беспокойтесь,...я пришлю вам это кресло.
Взгляд зеленых глаз женщины словил на себе взгляд Старка, более ироничный, чем заинтересованный, но то что он смотрел на нее, а не в окно, уже можно было считать своей маленькой победой, во всяком случае внимание Энтони добиться удалось, пусть, по большей части в этом была заслуга декольте и юбки выше колена.
- Благодарю Вас за подобную щедрость, мистер Старк, но мы с Вами оба знаем, что особое удобство это кресло придает лишь директору Старк-Энтерпрайзис. -Оперевшись на подлокотник, Мерсер поднялась из кресла, пальцы девушки скользнули по его обивке - и боюсь, что мне одной это кресло окажется слишком большим. - рука Тесс изогнулась в пригласительно-указующем жесте. - так что я освобождаю то, что сейчас принадлежит Вам по праву.
Увы, при всей своей ограниченности, Старк был не из тех, в чьем взгляде читались готовые ответы, или хотя бы намеки на них, в этом мужчине ответы на поверхности не лежали и что бы докопаться до желаемого приходилось отправляться очень глубоко, если же конечно господин Старк не раскрывал свои карты самостоятельно. Но обычно, к добровольному раскрытию прилагались дополнительные проблемы. Как было сказано выше, идиотом Старк не был.
Казалось, Старк почти стал серьезным, даже сделал вид, что интересуется целью визита, но увы и ах, натура таки взяла свое, еще доля секунды и разговор опять переметнулся не в то русло, которое было нужно.
- А домой Вас не проводить, господин Старк? - Тесс усмехнулась - как Вам уже известно, наши с Вами переговоры срывались дважды, а потому, я едва ли позволю Вам покинуть этот зал прежде чем мы с Вами придем к единому мнению. Суть моих слов понятна, или нужно повторить? - бровь женщины взлетела вверх, изгибаясь, словно вопросительный знак - Я пришла, т.к. до сих пор надеюсь, что у Вас хватит ума осознать всю выгоду того, что Вам предлагают. Советую хоть раз в жизни использовать свои гениальные мозги по назначению, ибо более подобного шанса Вам не представится, я слишком ценю свое время, что бы тратить его на Вас. У Вас есть примерно... - крышечка уже знакомых золотых часов распахнулась и их владелица устремила взгляд на стрелки - примерно три минуты.